Василий Кошанский. Здравствуй, мир! - Фохт

жили на втором и третьем, причём там крупный кот — а Маркус Эмильевич был настоящим великаном — задевал кончиками ушей деревянный потолок; все комнатки, кроме семейной столовой, были размером едва ли больше, чем моя детская. Впоследствии, побывав в самых разных особняках, дворцах, избах и так далее, я усвоил, что наши котики предпочитают в обыденной обстановке спать, есть, читать, отдыхать в тесных помещениях, вот нравится им ощущение коробочки. Так что малогабаритность комнат никак не была связана с благосостоянием семьи, его демонстрировали бальные и банкетные залы да подъездные аллеи.

Соседи, даже ближайшие, кроме Яроцапа, были мне совсем не знакомы, последний раз я встречался с ними подростком, ещё до отъезда за границу. Общие службы в церкви Вася пропускал с детства, семья оплачивала частные визиты священника — не зря у нас был своя часовенка.

Скажу без ложной скромности, моё появление вызвало настоящий ажиотаж, тем более слухи о нашем визите в Третье отделение уже расползлись по всем усадьбам.

В просторной гостиной, больше напоминающей театральный зал с крошечной сценой и внушительным партером, мыши было негде присесть, кажется, весь свет губернии собрался под этой крышей. И все любопытные кошачьи морды уставились на меня, стоило нам произнести слова приветствия хозяйке и присутствующим.

Я, к собственному изумлению, не почувствовал ни малейшего смущения, скорее ощутил лёгкое высокомерие, отмечая некоторую провинциальность нарядов местных дам. Хотя откуда было мне знать кошачью моду? Кажется, во мне говорил след Мурлынова. Я широко улыбнулся всем сразу, подражая принцессе Анне, спокойно выдержал пытливые взгляды гостей и их бурное шушуканье.

Коты и кошки самых разных мастей и возрастов держались малыми группками. Мне сразу бросился в глаза тот противный огневик, который ржал надо мной в таверне. Бело-черный тощий ушастый кот меня тоже узнал, судя по его неприязненному выражению морды. Папенька тихо шепнул мне в ухо:

— Это Акакий, сын и наследник Фомы, единственный маг среди потомства. Именно из-за него отца первого в очередь на мой титул поставили. Сам Фома — фиговенький погодник, дождь минут на пять с большим трудом продлить может. Получается, два поколения подряд одарённые.

Я понял, почему Акакий тогда почти впал в панику.

Пусть я ещё не получил титул княжича, но ходатайство принято, комиссия назначена, так что некоторые почтенные дамы уже были готовы рассмотреть меня как кандидата в женихи их юных дочерей. Я оглянуться не успел, как оказался в компании сестёр Окуньковых — милых кошечек чуть младше меня.

— Как удачно, что вы приехали к нам, Василий Матвеевич. Ваш сторонний взгляд будет очень ценен, — кокетливо улыбнулась мне Ольга, младшая из сестёр, пухлая белая кошечка с бледно-голубыми глазами. Моя звенигородская бабуля называла такой оттенок «цветом линялых кальсон».

Ольга родилась кошкой по ошибке — трещала она как сорока. Через полчаса мои уши уже свернулись трубочками, зато я всё знал о новомодном увлечении дворянской молодёжи — литература правила балом. Хомячинской губернии это касалось особым образом: именно в наших краях располагалась дача знаменитого Белкина, чьими произведениями зачитывалась вся Великая Котовия от моря до моря. Появление его следующей книги ждали целыми городами. Именно его слава стала путеводной звездой для нашего Дусика, если Чижик, конечно, не соврал.

Белкин положил начало недавнему обычаю печатать роман в журналах поглавно. Однако к графику издательства жестокосердный писатель относился легкомысленно, и публика страдала, как от наркотической ломки, в ожидании очередной порции приключений любимых героев. Читатели изнывали от нетерпения и терроризировали редакцию и типографию: бедные работники были вынуждены пробираться в контору чуть ли не ползком по канавам.

Потом началось паломничество к дому Вольдемара, тот закрылся от всех, а как-то ночью сбежал в неизвестном направлении. Романтически настроенные кошки залили слезами все дачное крыльцо, подтопили террасу, а сад стал превращаться в болото. Чтоб направить энергию читающей публики в менее разрушительное русло, издатель Белкина объявил конкурс рассказов — дворянским собраниям предложили выбирать лучшие на своём местном уровне и победителя отправить в редакцию, которая напечатает рассказ в очередном номере «Котовьей старины», пока нет новых глав от Белкина.

Буквально на днях появилась передовица с условиями конкурса. Ефросинья Игнатьевна, как главный столп литературы в наших краях, устроила литературный салон в честь этого. Её вечера были очень популярны, в том числе из-за слухов, что она лично знакома с таинственным Белкиным и точно знает, сколько глав романа на самом деле готово. А ещё тайно-тайно на ушко передавалась сплетня, что Вольдемар был похищен какой-то поклонницей, скорее всего именно госпожой Керн, и Белкин по сотому разу редактирует свои тексты под руководством грозной Ефросиньи в маленькой избушке позади козьей фермы.

Примерно четверть часа гости рассаживались по креслам, диванам и пуфикам. Вышколенные лакеи едва заметными тенями подносили напитки и угощение. В центр маленькой сцены вышла удивительно непривлекательная кошечка. Если при первой встрече с Анной я едва не задохнулся от восторга, удивляясь, насколько хороша может быть пушистая девица, то тут я изумился, насколько некрасива молодая кошка. Белый с желтоватым отливом короткий мех хаотично покрывали редкие мелкие пятна грязно-серого цвета, будто девушку забрызгал проезжавший мимо экипаж. Голова с несимметрично расположенными ушами была очень маленькой, а вот нижняя часть тела — весьма объёмной, хвост же — тонким и лысоватым. Крохотные косенькие глазки смотрели на окружающий мир томно-снисходительно. Но стоило кошечке присесть на пюпитр, на котором лежали исписанные листочки, как все разом захлопали.

— Это наш фаворит. Леночка Пятнопузова пишет очень красивые рассказы, наполненные глубоким смыслом и моралью, — жеманно шепнула мне Ольга.

Следующий час стал испытанием для моих хороших манер. Если б не воспитание Василия Матвеевича, я б позорно провалился. Леночкино выразительное завывание действовало как мощнейшее снотворное, но засыпать было неприлично. Как жаль, что котики не пили кофе! Перегруженный метафорами, эпитетами и прочими средствами выразительности текст был скучен до оскомины, а сюжет — столь же динамичен и интригующ, как в сказке «Репка».

По завершении чтения восторженные слушатели громко аплодировали целую минуту. Видимо, всем сердцем были благодарны писательнице за то, что это был всего лишь рассказ, а не повесть.

— Чудесно! Восхитительно! Шедевр! — мне показалось, что коты и кошки откровенно издевались над Леночкой.

Ну не могли же они хвалить эту графоманию всерьёз?! Да я чуть челюсть не свихнул, пытаясь скрыть зевоту. И видел, как другие слушатели буквально пальцами держали слипающиеся веки.

— Этот рассказ и пошлём от нашего округа, — объявила рыжая кошечка в модном столичном платье, — несомненно, он достоин того, чтоб быть изданным.

— Верно-верно! Точно! Лучшего и не сыскать, — наперебой