Первенцы - Дарья Чернышова

В небе закричал на птичьем языке ягнятник. Танаис с закрытыми глазами напевала себе под нос. Гашеку стало любопытно, что она сейчас видит: может, с высоты полета ягнятника вся их ханза похожа на стайку мышей?

– Когда первая кровавая волна улеглась, – продолжал главарь, – поползли слухи, будто восстание началось на востоке страны – в замке, хозяина которого загрызли собственные гончие. Потом нашлись свидетели, которые клялись, что лидеров повстанцев сопровождали дикие звери, раздиравшие неугодных господ на куски. Так постепенно праведный гнев уставших от произвола людей превратился в спланированную атаку коварных, жадных до власти колдунов. И если ранее наши умения считались даром щедрой Матушки, с тех пор они превратились в клеймо подстрекателя. Со временем конкретику припорошило пеплом чумных костров и других напастей, но общий посыл остался прежним. Тогда всем оказалось удобно считать виновниками «злых колдунов»: и зарвавшимся господам, и излишне жестоким крестьянам, не особенно жаждавшим отвечать за то, что они успели натворить. Повесив несколько сотен человек, все успокоились и стали жить дальше. А мы до сей поры имеем, что имеем – полузаконное существование в тени и забвении.

– Бабушка упоминала о сейме, в который однажды приняли Ройд, – сказала жадно слушавшая его Итка. – Мол, они выскочки, обогатившиеся на военных трофеях, и вообще не настоящие господа, как Ольшанские. Это было тогда? В то самое время, когда случилось восстание?

Бруно потер кончиками пальцев бусину в окладистой бороде.

– Все же несколько позже, – ответил он. – Но ты верно уловила суть. Вскоре после тех событий перечень знатных фамилий Берстони существенно расширился за счет состоятельных и предприимчивых людей из низов, скупивших растерзанные бунтовщиками земли. Не могу сказать, откуда именно взялись Ройды, но, думаю, это крайне любопытная история. Разбавлять кровь порой весьма полезно, о чем, к сожалению, нынче уже позабыли.

Эти последние слова главарь произнес так резко, что новый вопрос застыл у Итки на губах. «Откуда тебе все это известно?» – хотел бы знать Гашек, но промолчал.

– К тебе у меня тоже насущный разговор, – перевел тему Бруно, обращаясь уже к Гашеку. – При живом Гельмуте тебя учили обращаться с мечом?

– Нет, – осторожно ответил он, – но я же был просто кон…

– Стрелять из лука?

– Давали попробовать пару раз, – кивая, вспомнил Гашек. – В детстве.

– Как ты вообще выжил за пределами Кирты?

Он искренне не знал, что на это ответить: как-то так, сяк да местами благодаря Итке.

– Наверное, Свида был прав: я везучий господский ублюдок.

Бруно даже перекосило.

– Будь так добр, никогда больше не заикайся при мне о везучести господских ублюдков.

У Гашека закрались некоторые подозрения, но выражение лица собеседника убедило придержать их пока при себе. Танаис что-то сказала по-хаггедски; Бруно, чуть натянув поводья, ответил очень развернуто. Воительница, подумав, кивнула.

– Здесь, – велела она ханзе, подняв руку. – Стоим здесь.

Они собирались оставить лошадей прямо в чаще, не боясь хищников или – вдруг – воров. Гашек догадывался, что для колдунов это в порядке вещей, но не мог избавиться от зудящего беспокойства: он сам не имел возможности быстренько справиться, как там его кобылка – если, конечно, верно представлял себе, как это у них происходит. Бруно попросил у Итки один из ее самодельных оберегов и завязал узелок вокруг древка копья. Протянул его Гашеку.

– Пригодится, – сказал главарь, и в глазах его заплясало бледное пламя. – Думаю, указания не требуются, раз ты справился даже с лопатой. Главное, воюй в нужную сторону, а остальное сделают инстинкты.

– За что мы воюем? – спросил Гашек, примеряясь к весу копья. – И с кем?

– Разумеется, за светлое будущее, – с широким жестом ответил Бруно, – мы сражаемся с темным прошлым.

Гашек вспомнил ту единственную долгую беседу с отцом, когда Гельмут сказал, что людям свойственно называть белое черным, и подумал: «Знать бы еще, что он имел в виду».

– А это разве работает? – Гашек показал на шнурок со звериными лапками. – Ну, обереги.

– Нет, конечно, что за чушь, – посмеялся через плечо главарь. – Просто красивая вещица.

Танаис распустила темные волосы, разделила по линии шрама и заплела с одной стороны в несколько тонких кос от виска к затылку. Поманила Итку пальцем.

– Так нужно, – объяснила женщина, делая ей ту же прическу. – Если идешь драться.

Куница затачивал лезвия топоров, искоса поглядывая на Итку. Саттар говорил с Бруно, показывая в сторону пролеска, открывающего путь к изогнутому тракту. Немтырь, чавкая, жевал гриб. Заметив Гашека, предложил угоститься, но он предпочел воздержаться. Беззубый пожал плечами. Выплюнул горький кусочек. И вдруг, закинув голову, завыл по-волчьи, пробирая до костей истинным подобием звериного голоса.

И спустя несколько ударов сердца лес ответил – их настоящими голосами.

Гашек обернулся на шелест и перехватил поудобнее древко копья. Желтоглазая волчица глядела на человека спокойно, но Бруно оказался прав насчет чутья: готовность защищаться окрепла внутри вместе с осознанием опасности. Однако волки редко бродят поодиночке, и эта хищница исключением не стала. Тут и там среди деревьев Гашек замечал движение. Свело челюсти, зашумело в ушах.

– Это мы, – успокоила Итка. – Мы будем сражаться вместе.

Поблескивала на полуденном солнце ее круглая золотая серьга.

Гашека окружили шесть взрослых волков. Он узнал вожака по пляшущему в зрачках бледно-зеленому пламени. Страх сгорел в этом странном огне, жгучем и холодном, как зимний мороз. Их сила – за его спиной, как огромные крылья. «Ты с нами, братец?» – вспомнил Гашек вопрос главаря и понял, что ответ может быть только один.

С неба им улыбалось кровавое солнце. Все, кроме Бруно и Гашека, положили у ног по набитому колчану и короткому луку. В затылок дышали, высунув розовые языки, озлобленные, голодные волки.

На дороге мелькнуло движение. Гашек растерялся, увидев, как ханза безо всякой команды одновременно кладет стрелы на тетиву. Итка шумно выдохнула, прицеливаясь; подмигнула в ее левом ухе серьга. Он перевел мечущийся взгляд на тракт.

Тропа причудливо изгибалась, обнимая холм. Несколько вооруженных всадников сопровождали тяжелую закрытую повозку. На почтительном расстоянии перед ними держались двое передовых на дорогих лошадях, замыкала колонну троица снаряженных охранников.

Гашек моргнул, и тихонько свистнули стрелы.

Разведчиков убили сразу, а по одному человеку из хвоста кто-то промахнулся – Саттар, судя по раздавшейся страшной брани. Выживший ударил коня пятками и что-то закричал людям у повозки. Вокруг нее выросла стена щитов. Занервничали заводные лошади. Гашек понял, что сейчас случится, и кольнуло под ребром от досады: жаль, до чего же жаль этих прекрасных коней!

Бесшумно, словно вовсе не касаясь земли, сорвались вниз с холма волки.

Всех коней