Первенцы - Дарья Чернышова

Лютнист улыбается, благодарит публику кивком, трогает тонкие струны. По резному орнаменту под ними пускаются в бегство капельки крови. Артист бросает инструмент, смотрит на руки: алые, словно измазанные в свежей краске. Задние ряды шепчутся; лютнист трет ладони о парчовую курточку, и благородная ткань некрасиво пачкается. Он смотрит прямо, и вдруг его губы растягиваются в улыбке, а изо рта показываются клыки.

Итка потерла глаза рукавом, чтобы прогнать наваждение. Куница не показал виду, что приметил ее замешательство.

– Это я придумал прикинуться артистами, – похвалился юноша. – По-моему, хорошо получилось.

– А что вы делали в Столице? – решила уточнить Итка.

– Да как и все, – хихикнул он, – готовились к выборам.

«Точно, выборы, – вспомнила Итка. – Скоро зима. А мне-то, выходит, уже шестнадцать».

Вдалеке послышался плеск воды. Куница еще больше оживился, обогнал вороную, заколотил в дверь повозки. Заблестела в ярком лунном свете круглая лысина: выглянув наружу, Бруно зевнул.

– Да-да?

– Подъезжаем, – доложил юноша. – Ну как там?

– Просто прекрасно. – Вожак щелкнул пальцем по серебристой бусине в бороде. – Мы все обсудили и даже успели чуть-чуть подремать. Представь себе, – он показал на закрепленные у повозки сундуки, – это только задаток. Приданое впятеро крупнее!

– Вот же мразь. – Куница сплюнул. – Все ее батраки, небось, и за двадцать лет столько денег не видели.

– Думаю, за двадцать лет столько не видит даже ректор столичного училища, на чье место владыка Корсах готовит младшего. В общем, все сложилось самым удачным образом. Дело за малым. А пока можно и отдохнуть.

Бруно исчез во тьме деревянного короба. Итка снова услышала, как что-то упало в воду, и пристально вгляделась туда, откуда шел звук, но облысевшие деревья цеплялись друг за друга тощими ветками, не давая ничего рассмотреть. Вдруг надрывно завыли сопровождавшие ханзу волки, и стало понятно – на прощание.

Куница привстал в стременах и вытянулся, как пес, учуявший чужака. Привлек внимание Итки жестом и указал вперед, где понемногу редели стройные ряды деревьев. И, наконец, она его увидела – дом, достойный самого владыки.

Белокаменный замок высился посреди огромного озера – то есть, конечно, не озера, а рукотворного рва. К вратам острой надвратной башни с узенькой колоколенкой вел израненный каменный мост. Водоросли и мох оплетали зеленой сетью его опоры.

Ветви торчали из черных окон, будто взывая о помощи. На ветру деревья казались живыми, но замок вымер давным-давно: лес захватил опустевшую людскую твердыню, перешагнув даже глубокий ров. Дом словно спал под сияющей луной, но мерное дыхание не вздымало его высокую грудь. Это место, подумала Итка, прекрасное и недоступное, как бледный диск, отраженный в поверхности воды. Это контроль и хаос, о которых Танаис говорила, заплетая тугие косы, – и хаос здесь победил.

Женщина что-то прошелестела; из повозки прямо в стремя буланого коня выставил ногу Саттар. Хаггедцы возглавили колонну и первыми въехали на старый мост.

Ворота, запертые уже целую вечность, непреодолимым препятствием стояли у них на пути. Спокойная вода вдруг словно закипела, как похлебка в котле Немтыря. Лошади забили копытами по белому камню, заржали, яростно вскинули гривастые головы. Вороная кобыла Итки проявила обычное безразличие, даже когда всадница раскрыла от изумления рот.

Справа от моста вздыбилась кривым горбом вода, и когда пузырь лопнул, в воздух взмыла усатая рыбина – размером едва ли не больше взрослого коня. Мутный дождь с ее заостренного хвоста окатил Саттара и Танаис с головы до пят. Причудливо изогнувшись, рыбина, как толстая утка, перелетела мост и с ужасным всплеском ушла обратно на глубину.

– Песье гузно! – отплевываясь, заорал на ворота Саттар. – Вконец там ошалел, дубень! А ну, зараза, открывай!

– С кем он говорит? – шепнула Итка совершенно счастливому Кунице.

– А сейчас увидишь, – усмехнулся он так же тихонько.

Они-то едва успели въехать на мост сразу за упряжкой, и брызгами почти их не задело.

На крики хаггедца выглянул из повозки Бруно.

– Я так понимаю, мы прибыли, – констатировал он и тоже обратился к воротам: – Дружище, нехорошо встречать товарищей подобными фокусами! Мы же к тебе не с пустыми руками!

Он вышел из повозки, дернув за собой сжавшуюся, обезумевшую от ужаса девушку. У Итки заныло в животе. «Я не могу ей помочь, – убеждала себя она. – Ничего не могу».

Завизжали истошным голосом окованные створки, зашевелились лениво, как пальцы немощной старухи. Кто-то открывал ворота, преодолевая месяцы – или годы? – застоя.

Одинокая тень распростерла руки в приветственном жесте. Она напоминала очертаниями человека, но намного крупнее, и оказалась увенчана удивительной короной из сплетенных ветвей.

– Добро пожаловать домой! – воскликнула тень обыкновенным мужским голосом. – Я уж заждался!

– Это Авни, хранитель нашего очага, – представил его новобранцам Бруно. – Помоги-ка парням разгрузиться, а мы пока тут осмотримся с твоей новой хранительницей.

Несчастная девчонка совсем ссутулилась, ожидая побоев, но вожак просто толкнул ее в спину, и оба скрылись за воротами. Итка пошла следом. Разминувшись с коронованным Авни, она поняла, что его диковатый силуэт создавало одеяние, похожее на старательную маскировку: хранитель очага с ног до головы опутал себя растениями и кусками древесной коры, под слоем которых кое-где виднелась нормальная одежда. Лицо он закрыл грубой деревянной маской, а в ее верхней прорези яркими звездочками светились безумные глаза.

«Вдруг у меня такие же?» – подумалось Итке.

Пленница ойкнула, когда Бруно пинком под зад втолкнул ее в амбар и поставил под дверь тяжелую бочку. Как только вожак ушел к остальным, а Танаис скрылась за колодцем, Итка, пригнувшись, подкралась к небольшой щели в дощатой стенке и шепнула: «Т-с-с!»

В амбаре что-то зашуршало.

– Как тебя зовут? – тихонько спросила Итка. До нее донесся приглушенный всхлип. – Я не обижу, – заверила она и на всякий случай добавила: – Честно.

– Зофка, – прошептала пленница. – Спасите, добрая госпожа! Мне домой надо! Очень сильно!

– Не кричи, – цыкнула Итка, опасливо оглядываясь. – О чем вы там говорили? В повозке.

– Он сказал, что отвезет меня домой… Я боюсь, госпожа! Он же злобный полукровка!

Выглянув из-за амбара на подозрительный шум, Итка заметила, как блеснуло в лунном свете окованное железом ведро: Танаис возвращалась. Пришлось на время оставить Зофку наедине с ее страхами.

Хаггедка сунула Итке странную мокрую траву.

– Собери, – как всегда коротко велела она. – Побольше.

– Так ведь глаз выколи, – возразила Итка.

Танаис, похоже, решила, что эти слова означают согласие.

Пока Итка собирала траву – остролистную, с приятным запахом, никогда раньше не попадавшуюся под ноги, – над головой вдруг очень кстати возник источник света. Гашек притащил факел. Итка поблагодарила кивком и продолжила скучное