Первенцы - Дарья Чернышова

– Не тронь, дура!

Он грубо отпихнул Итку, и она заметила, как от Бруно пятится перепуганная, заплаканная Зофка. В руке у нее блеснул металл. Прежде чем Итка успела вскрикнуть, отчаявшаяся служанка ударила себя кинжалом в живот. Упав в грязь, Зофка из последних сил продолжала ползти прочь, пока Бруно все не прекратил.

Второй раз Итка видела кровь на его мече, второй раз ощущала ее на своих руках. Теперь эта кровь принадлежала Кунице; Саттар, одним движением протолкнув стрелу насквозь, обломал концы и вытащил остаток древка. Куница взвыл сквозь сжатые зубы и провалился в забытье.

Хаггедец подозвал коня и усадил юношу в седло перед собой. Гашек стоял на коленях над мертвой Красавицей. Итка забыла, что должна чувствовать холод.

– Они шли за тобой, – услышала она голос Бруно, глухой, как будто из бочки. – Но ты опередила их совершенно поразительным образом. Будь готова, госпожа Тильбе: свадьба, на которой ты не присутствовала, взбесит очень важных людей, когда они об этом услышат. Лучше держись поближе – ханза тебя защитит.

Итка посмотрела на бледное тело Зофки. Потом – на Гашека, который забрался верхом на буланого коня Танаис и поправил на плечах неудобную кольчугу. «Кто защитит меня от ханзы?» – отстраненно подумала Итка. Давным-давно потеряв все самое дорогое, она только теперь ощутила себя одинокой.

Глава 12. Девятка мечей

Жара, жара! Здесь и сейчас – все батрацкие дочери, самые видные на деревне. Строятся колечком вокруг разожженного солнцем костра, в ночь, проглотившую лучший день лета. Последний лучик упал сюда, к ним, на землю, и загорелись сухие ветки, раздулось пламя, поднялся дым. «Сегодня я стану любимицей Матушки», – думает каждая из собравшихся девиц.

Она тоже надеется.

В волосах одуванчики, подол длинного сарафана бьет по босым ногам. Тут человек двадцать, все незамужние, юные и прекрасные. Зевак пруд пруди! Каждый хочет увидеть, кого выберет этой ночью земля.

«У меня очень сильные ноги, – думает она, оглядывая подруг-соперниц, – сегодня останусь я».

У местного рыбака в руках бубен, кожа на деревянном ободе; пасечник разминается с глиняной дудочкой. Одна из девушек громко чихает: бывает, от сока рвань-травы ужасно чешется нос, но без него в эту ночь нельзя – все рисуют на лицах дивные узоры, разминая пушистые листья в пальцах.

Она отбрасывает рыжую косу на спину. Девицы берутся за руки, замыкая кольцо вокруг пляшущего огня. «Бум! Бум!» – ударяет бубен. Рыбак заводит обрядовый напев, а они – лихой хоровод.

«Бум!» – быстрее! «Бум-бум!» – еще! Бегут, путаясь в юбках. Дудочка – разжимают руки, поднимают, кружатся на месте, как дубовые листья. Этой ночью осень вступает в права, начиная отсчет холодов. Танец призван напомнить, что жизнь продолжается – и пляшут, пляшут, пляшут они, одаренные силой родить, как земля. Умолкает дудочка – пускаются в бег, и кое-кто, запинаясь, падает.

С каждым кругом их меньше и меньше, дудочка поет трижды – и она останавливается, глубоко вздыхая. Кажется, можно прыгнуть в костер и выйти невредимой – Матушка сегодня на ее стороне.

Еще немного, еще, еще! Нельзя закрывать глаза, не то перекружишься и упадешь. Кое-кто подпевает голосу рыбака: гремит и крепчает обрядовая песнь. Мелькают, несутся лица и звуки, пляшет заодно с ними дикий огонь.

Она создана для этой ночи: тело не знает усталости, с каждым движением хочет большего. Соперницы выбывают из круга, падают в объятия счастливых зевак. Взмах рукой – как крылом, сердце рвется вон из груди. Пять, четыре, три и – две! Ну-ка, кто из них будет посильней?

Она путает местами небо и землю, и вот, наконец, звучит протяжный стон дудочки. Все встает на места. Она – любимица, она осталась последней. «Скоро выйдешь замуж», – поздравляют ее. В ответ она улыбается и просит еще имбирной браги.

Никто пока не знает, как удивительно скоро случится ее замужество – и как попытается ее погубить. Венчают голову пестрой короной, на плечи бросают красивый плащ. Пару капель браги – в костер, и раскинуть руки пошире в стороны. Теперь каждая девица даст ей своей крови, каждая по чуть-чуть, но вместе они сделают ее подобной Первенцам. Вытирая о белую ткань сарафана порезанные ладони, они глядят ей в глаза без злобы и зависти. В этих взглядах восторг и немного страха, ведь до рассвета она не совсем человек.

Теперь красавица – зелень, кровь, молоко – идет в каждую хату, чтобы выпить, поесть и коснуться серпа или плуга. Ее рукой Матушка осеняет людей дарами, прочит большой урожай на следующий год. «Пусть родится у тебя много здоровых детей», – желают ей на прощание.

Она часто слышит, что хорошо сложена для родов, только вот парней в их деревне не густо – и засиделась в девках до шестнадцати. «В этом году точно найду мужа, – радуется она. – Матушка поможет».

Когда она выходит из последней хаты, уже светает: начинается новый день. Хочется остановить время, побыть подольше любимицей этой ночи. Она ощущает босыми ногами влажное тепло земли, не успевшей остыть после самого жаркого дня за целое лето. Тепло ползет вверх от кончиков пальцев по всему телу, и она наполняется силой, которая требует, чтобы ее применили. «У тебя большое будущее», – обещает ей говорящая с курганами старуха из хаты на краю села. Верится! Полная жизни, она ко всему готова – по крайней мере, кажется, что ко всему.

Она проснулась от резкой боли внизу живота. Приподнялась на локтях, но снова упала, не смогла преодолеть слабость в мышцах. В горле пересохло, и позвать на помощь не получилось – вместо слов изо рта вылетел зловонный воздух.

«Я совсем одна, – с грустью подумалось ей. – Одна-одинешенька». Боль в животе нарастала до невыносимой. Вставать. Срочно вставать.

– Лежите, госпожа, – вдруг раздался над ухом смутно знакомый женский голос. – Я принесу ведерко.

Она попыталась открыть глаза, чтобы увидеть, кто это сказал, и к собственному ужасу осознала: глаза открыты, но затянуты кромешной тьмой. Потрогала лицо – убедиться, что это не повязка. От испуга едва могла вздохнуть.

– Давайте я помогу, – вновь заговорила женщина. – Вот так, молодец. Лекарь ждет за дверью. Теперь ложимся обратно, осторожней, не ударьтесь об изголовье. Удобно? Умница. Позвать господина Отто?

«Отто – это мой жених, – вспомнила она. – То есть, кажется, уже муж». Кивнула. Боль немного утихла. Она снова коснулась прикрытых век и ощутила на ресницах влагу. Услышав звук тяжелых шагов, смахнула непрошеные слезы.

– Мочится с кровью? Покажи-ка. Н-да.