Воронцов. Перезагрузка. Книга 9 - Ник Тарасов

— Егорушка… Вовремя ты…

Я кинулся к ней, схватил за руку:

— Как ты? Больно?

— Терпимо пока, — выдохнула она. — Но… страшно. Очень страшно.

Я сжал её руку:

— Всё будет хорошо. Ричард здесь, Пётр Иванович приехал. Лучшие врачи. Ты справишься. Мы справимся.

В комнату вошёл Пётр Иванович Белов, главный акушер Тулы. Кивнул мне:

— Егор Андреевич. Позвольте осмотреть вашу супругу.

Я отступил. Пётр Иванович подошёл к Машке, начал аккуратно ощупывать живот, задавал вопросы о схватках, их частоте. Машка отвечала сквозь стиснутые зубы — схватка накатила снова.

Осмотр длился минут пять. Наконец Пётр Иванович выпрямился, кивнул Ричарду:

— Раскрытие идёт хорошо. Схватки регулярные, с интервалом в семь-восемь минут. Предлежание правильное — головное. Но я бы рекомендовал перевезти Марию Фоминичну в лечебницу.

— Зачем? — насторожился я. — Что-то не так?

— Всё так, — успокоил меня Пётр Иванович. — Но там условия лучше. Чистая операционная, все инструменты под рукой, эфир, если понадобится. Роды, конечно, естественный процесс, но всякое бывает. Лучше перестраховаться.

Ричард поддержал:

— Егор Андреевич, Пётр Иванович прав. В лечебнице мы сможем оказать любую помощь. Здесь же… если что-то пойдёт не так, мы будем ограничены.

Я посмотрел на Машку. Она кивнула:

— Поехали. Мне всё равно, лишь бы всё хорошо кончилось.

— Тогда не теряем времени, — скомандовал Пётр Иванович. — Карета готова?

— Сейчас подадут, — ответил Ричард, выходя из комнаты.

Я помог Машке подняться. Она тяжело опиралась на меня, дыша часто и неглубоко. Спустились по лестнице — бабушка, мать и няня Агафья окружили нас, причитая и давая советы.

— Агафья Петровна, соберите всё необходимое, — распорядился я. — Чистое бельё, пелёнки. И поезжайте за нами.

— Еду, еду, сынок! — заголосила няня, бросаясь к сундукам.

Во дворе уже ждала карета Петра Ивановича — просторная, с мягкими сиденьями. Я усадил Машку, сам сел рядом. Пётр Иванович и Ричард разместились напротив.

— Поехали! — крикнул кучеру Пётр Иванович. — Только аккуратно, без тряски!

Карета тронулась. Ехали медленно, объезжая ямы и кочки. Машка сжимала мою руку так, что костяшки побелели. Я гладил её, шептал какие-то успокаивающие слова.

Через десять минут мы были у лечебницы. Ричард выскочил первым, распахнул дверь:

— Готовьте палату! Роженица!

Из дверей выбежали две медсестры с носилками. Машку аккуратно переложили, понесли внутрь. Я шёл рядом, не выпуская её руку.

В палате — чистота, белизна простыней, запах спирта и лекарств. Машку уложили на кровать. Пётр Иванович снял сюртук, засучил рукава, тщательно вымыл руки с мылом — по всем правилам антисептики.

— Егор Андреевич, — обратился ко мне Пётр Иванович, — вам лучше подождать снаружи.

— Я останусь, — твёрдо сказал я.

— Роды — дело не для мужских глаз, — начал было он, но я перебил:

— Я знаю анатомию. И я хочу быть рядом с женой.

Пётр Иванович переглянулся с Ричардом. Тот пожал плечами:

— Егор Андреевич действительно разбирается в медицине. Если он хочет остаться — пусть остаётся. Только не мешайте.

— Не буду, — пообещал я.

Машка сжала мою руку:

— Егорушка… останься. Мне так спокойнее.

Я кивнул, присел на стул рядом с кроватью. Пётр Иванович начал очередной осмотр. Ричард готовил инструменты, раскладывал их на стерильной салфетке. Медсестры суетились, принося тазы с водой, чистые простыни.

Схватки усиливались. Машка стонала, вцепляясь в мою руку. Я гладил её по лбу, убирал мокрые пряди волос, шептал:

— Дыши глубже. Вдох-выдох. Молодец. Ещё немного, ещё чуть-чуть…

Пётр Иванович периодически проверял раскрытие, кивал:

— Идёт хорошо. Ещё немного.

Самое долгое ожидание в моей жизни. Схватки шли каждые пять минут, потом каждые три. Машка кричала, плакала, молила о помощи. Я чувствовал себя абсолютно беспомощным. Все мои знания, вся техника, все изобретения — и я ничем не могу помочь ей сейчас.

— Раскрытие полное! — объявил наконец Пётр Иванович. — Мария Фоминична, сейчас начнутся потуги. Когда я скажу — тужьтесь изо всех сил. Понятно?

Машка кивнула, задыхаясь. Пот струился по её лицу. Я вытирал его платком.

— Сейчас! Тужьтесь! — скомандовал Пётр Иванович.

Машка застонала, напрягаясь всем телом. Я держал её руку, чувствуя, как она вот-вот раздавит мои пальцы.

— Хорошо! Отдыхайте! — Пётр Иванович вытер лоб. — Ещё раз. Готовы? Тужьтесь!

Снова. И снова. Раз пять, шесть, семь. Машка обессилела, голова её упала на подушку. Я испугался:

— Пётр Иванович!

— Всё нормально, — успокоил он. — Просто устала. Сейчас, ещё один раз, и головка покажется.

— Машенька, милая, ещё разок, последний, — шептал я ей на ухо. — Ты сильная, ты справишься. Я верю в тебя.

— Тужьтесь! — крикнул Пётр Иванович.

Машка напряглась изо всех сил. Я видел, как Пётр Иванович подаётся вперёд, как руки его осторожно принимают что-то.

— Головка! Вижу головку! Ещё! Ещё немного!

Последнее усилие. Машка закричала — долго, протяжно. И вдруг — тишина. Потом — тонкий, возмущённый писк.

Плач младенца.

— Мальчик! — радостно объявил Пётр Иванович, поднимая крошечное, красное, орущее тельце. — Здоровый мальчик! Поздравляю, Егор Андреевич!

Я смотрел на это чудо — на сына, нашего сына — и не мог вымолвить ни слова. Горло перехватило, глаза застлали слёзы.

Ричард быстро перерезал пуповину, перевязал. Медсестра взяла младенца, понесла к тазу с тёплой водой — обмыть, обтереть, запеленать.

Машка лежала на кровати, бледная, измученная, но с блаженной улыбкой на губах:

— Егорушка… сынок?

— Сынок, — хрипло подтвердил я, целуя её руку. — Наш сынок. Ты молодец. Ты умничка.

Пётр Иванович закончил осмотр:

— Всё прошло отлично. Разрывов нет, кровотечение минимальное. Мария Фоминична, вы просто чудо. Первые роды — и так легко.

— Легко, — слабо усмехнулась Машка. — Мне казалось, я умираю.

— Все так говорят, — успокоил её Пётр Иванович. — Но вы справились. Отдыхайте теперь.

Медсестра принесла запелёнутый свёрток. Крошечное личико, сморщенное, красное, с закрытыми глазками. Такой маленький, такой беззащитный.