Лейтенант. Назад в СССР. Книга 8. Часть 1 - Максим Гаусс

но выбора не было. Ранние эксперименты из выбора блюд на сборных пунктах, ни к чему не привели, так и их не приняли на вооружение, вновь взявшись за старую систему. Конечно, на территории училища имелся ещё и солдатский ЧПОК, но молодых туда просто так не пускали. Тем более желторотых, не принявших присягу.

Присяга прошла быстро, в первую же субботу сентября. Меня и других отслуживших срочку, засунули в наряд по роте. Я дежурный, а у меня двое сержантов-дневальных и один ефрейтор из Суворовского училища. Наряд скучный, нудный. Благо, обязанности я знал назубок, въелись с корнями.

Прошла неделя. Ничего необычного не было. С утра до вечера занятия.

А вот что касается самого обучения, тут я сильно промахнулся! Никаких специальных предметов ещё не было, все по стандарту — математика, русский язык, физика, химия… Физическая подготовка. И так полтора года… Честно говоря, такая информация сбила меня с толку. Я не собирался торчать тут так долго!

К счастью, все быстро встало на свои места — по словам ротного, первый месяц я был как все, привыкал, а затем из каждой роты таких же воинов как я, определяли на отдельный курс, повышения квалификации… Ну, так его называли. По факту же, мы полностью обучались на новую военно-учетную специальность, по сверхускоренной программе. А появлялась такая программа из-под какого-нибудь генеральского пера.

Разговор с замполитом у нас произошел куда позже, чем я рассчитывал — уже после присяги. Вызвал он меня через дневального на тумбочке… Бывало такое, что у дежурного по мелким поручениям забирали всех дневальных, тогда ему следовало самому становиться на тумбочку и выкрикивать команды.

Я постучал в деревянную дверь ротной канцелярии. Три стандартных стука, голос оттуда, приглушенный шумом вентилятора. Время вечернее, в казарме душновато.

Вошёл, доложил как положено.

— А, прапорщик Громов! — офицер отложил в сторону какой-то документ. — Это же ты тот самый, что из Афганистана?

— Так точно…

— Ну, садись, давай побеседуем?

— Смотря, о чем будем беседовать! — согласился я, потом добавил. — А впрочем, все равно.

— Вот и хорошо. А скажи мне, откуда ты знаешь курсанта Алипатова?

Мне сразу стало ясно, что тот патлатый уже был здесь и наверняка рассказал свою липовую, но страшную историю о том, как я его бедного по носу избил. В поезде, при людях.

— Я его не знаю. Пока ещё не знаю.

— А вот он знает. И отзывался о тебе не очень хорошо… Что скажешь по этому поводу?

— Может быть, поговорим о другом? — предложил я. — Вас же совсем другое интересует, не так ли?

Чертков улыбнулся.

— Ну, хорошо. Ты оказался прав… Чего тут забыл?

— В роте? В канцелярии?

— В училище! Откуда ты, почему попал именно сюда?

— А почему вы задаете такой вопрос мне?

— А кому я должен его задавать?

Терпеть не могу манеру поведения, отвечать вопросом не вопрос.

— Например, генерал-майору Бехтереву! Моему командованию, что отправило меня сюда.

— Хм… Смотрю, у тебя много государственных наград? Откуда?

— Пришлось отличиться! Я этим не горжусь.

— М-м… А поточнее?

— Товарищ старший лейтенант… — я посмотрел на него выразительным взглядом. — Вы всегда можете позвонить в мою часть и обо всем узнать лично. К тому же, личное дело в строевой части… Не хочу я об этом рассказывать, а героем себя не считаю!

Чертков слегка нахмурился.

— Вот смотрю я на тебя, Громов и думаю… Откуда ж ты такой взялся?

— Какой?

— Дерзкий. Смелый, самоуверенный. Не похож ты на курсанта, словно из другого теста. Как бы от тебя на поздних курсах проблем не было…

— Не будет. Даю слово.

— Это хорошо… Угу, это очень хорошо. Ладно, я тебе кое-что расскажу. Командованию ты точно не безразличен. Месяц спустя уже будешь жить уже не в казарме, а в офицерском общежитии, здесь же на территории училища. Это удобно. Никуда ходить не надо, проверок не будет. Главное на все построения и на занятия не опаздывать. А в феврале восемьдесят седьмого поедешь на практику. Будешь учиться работать на кодировочной и шифровальной аппаратуре, навыков нахватаешься, будешь учиться ее проверять, обслуживать. Это, между прочим, интересно!

— В феврале? — уточнил я.

— Ну да… Время пролетит незаметно, сам удивишься.

— А куда именно на практику отправляют?

— А вот как раз и поедешь к себе поближе, на границу Афганистана с Таджикской ССР, либо Туркменской ССР. Ну, что скажешь?

— А под Москву нельзя? — я спросил это просто так, без какой-либо конкретной цели.

— Нет, так нельзя… — тут он вдруг зазвонил телефон и тот резко сменил поведение — Ладно, Громов, иди… Мы с тобой еще не один раз побеседуем!

Что-то подсказывало мне, что это действительно так!

Едва я вышел из канцелярии, как нос к носу столкнулся с Патлатым. Правда, тот уже постригся и патлатым не был ни с какой стороны, но образ к нему приклеился, однозначно.

— Пусти, Громов… — просипел он.

— Разве я тебе мешаю?

Тот не стал отвечать, протиснулся бочком и постучав, вошел в канцелярию… Ты смотри, Алипатов уже пристроился и тут, быстро же такие приспосабливаются!

Интересно, чего эта гнида задумала и чего ей в канцелярии нужно?

Глава 14

Снова затишье перед бурей

Учёба в высшем военном училище шла размеренно, неторопливо.

Тут каждый день был похож на предыдущий, все по одному и тому же сценарию. Вернее, по регламенту.

Подъем в шесть утра, сразу же построение и зарядка. Затем рыльно-мыльные процедуры, уборка спального расположения казармы и прилегающей территории. Потом завтрак. После завтрака утренний осмотр, проверка внешнего вида, затем развод на занятия. Там мы находились до часу дня, затем следовало возвращение в казарму, построение на обед. Перед этим, три-четыре круга по плацу и обязательно со строевой песней. Это обязательное требование. Каждая рота имела свою строевую песню и была обязана исполнять ее на «отлично». А достигалось это постоянными ежедневными тренировками.

Старший лейтенант Чертков, как замполит и лицо, ответственное за то, чтобы с песней в подразделении все было хорошо, первое время ругался, потому что никак не мог понять, почему это все три взвода первой роты поют как-то тихо и не дружно. Один отставал, двое других торопились. Кто-то тихо, кто громко, кто-то кашлял.

— Да я один громче спою! — возмущено кричал