Константин. Аландская Звезда - Иван Валерьевич Оченков

class="p1">— Без нее и так не обойдется. Хотя знаешь, что… Сам ни на какие вопросы не отвечай, но матросов подговори, пусть на вопросы любопытствующих несут всякий бред. Один пусть скажет, что случилось убийство хозяев, другой, что найдено место изготовления фальшивых кредитных билетов, третий еще какой-нибудь вздор. Сам придумай.

— Будет исполнено. Правда…

— Что еще?

— Осмелюсь предложить вашему императорскому высочеству свои услуги во время допроса. Все же у меня есть кое-какой опыт.

— Пожалуй, тут ты прав. Впрочем, полагаю, дознание можно немного отложить. Пусть помучаются неизвестностью…

— Прошу меня извинить, но делать это ни в коем случае нельзя! Наоборот, нужно воспользоваться тем, что преступники находятся в смятении и не успели прийти в себя. Впрочем, последнее касается только Анненкова-старшего. Марья Сергеевна оказалась на редкость хладнокровной особой. Но в любом случае, надо поторопиться. Как ни крути, а мы произвели арест представителей высшего общества, не поставив в известность ни департамент полиции, не шефа жандармов, ни государя-императора.

— Боишься?

— Не за себя. У вашего императорского высочества множество недоброжелателей, готовых представить случившееся в самом невыгодном свете. Поэтому следует поторопиться. Кто первым доложит о случившемся государю, тот и будет прав.

— Согласен. Но кому в таком случае поручить обыск? Не хотелось бы раньше времени посвящать посторонних

— Я сам все сделаю, но позже. На квартире осталось три матроса с приказом никого не пускать. Так что улики, если они есть, останутся нетронутыми. Мы же пока займемся главными виновниками.

[1] Напомним, что в середине 19 века завтраки и обеды проводились в другое, чем принято сегодня время. А. Ф. Кони в книге «Петербург. Воспоминания старожила» описывает ритм жизни в столице 1850-х так: «Жизнь общества и разных учреждений начинается и кончается ранее, чем теперь. Обеденный час, даже для званых трапез, четыре часа, в исключительных случаях — пять…… В гости на званый вечер приезжают в восемь-девять часов».

[2] Успех Амонтильядо (то есть хереса в стиле Монтильи) был таков, что в 1846 году, американский писатель Эдгар По даже опубликовал рассказ «Бочонок амонтильядо».

Глава 12

Наверное, не слишком прилично об этом говорить, но утро моего августейшего брата начиналось… как бы это… в общем, большую часть жизни он мучился запорами. Болезнь, что называется, совершенно не героическая, но от этого ничуть не менее неприятная. Перепробовав множество средств и снадобий, Александр пришел к выводу, что лучше всего в этом нелегком деле помогает кальян.

Ну а поскольку сидеть на фаянсовом троне довольно скучно, а смартфоны еще не изобрели, находящегося в неудобной позе императора скрывали ширмой, рядом с которой собирались наиболее доверенные придворные, задачей которых было развлекать своего сюзерена. И так уж случилось, что, явившись поутру в Зимний дворец, я застал именно это мероприятие. То есть скрывающегося за ширмой государя и азартно травивших скабрезные истории и анекдоты царедворцев.

Строго говоря, доступ к императору в такие минуты был строго ограничен, но посмотрел бы я на того, кто решился меня остановить.

— Все вон! — коротко приказал я

— Но… — попытался возразить какой-то хлыщ с камергерским ключом на заду.

— Резче!!! — пришлось рявкнуть, после чего поспешили убраться даже самые непонятливые.

— Что с тобой, Костя? — встревоженно спросил никак не ожидавший моего появления Александр.

— Ничего особенного, кроме того, что меня пытались убить.

— Ты, верно, шутишь?

— Да какие тут шутки, черт побери! В мое вино насыпали отраву, и только чудо помешало мне его выпить.

— Что⁈

— Если точнее, его выпил мой слуга и тут же скончался в страшных муках. Впрочем, вот все документы, включая заключение придворного медика о причине смерти.

С эти словами я протянул за ширму еще тощую папку, в которой были собраны немного отредактированные копии материалов дознания.

— А почему здесь протокол допросов Анненковых? — осторожно поинтересовался свалившимися на него известиями царь.

— Потому что именно эта маленькая дрянь передала яд Санни и подучила налить его мне в херес!

— Постой. Ты хочешь сказать, что тебя чуть не отравила жена?

— Вот именно! Просто она думала, что это святая вода, которая поможет изгнать засевшего во мне злого духа!

— Ты серьезно?

— Да, черт возьми! Послушай, Саша, я ведь просил и тебя и этого болвана Адлерберга убрать юную аферистку как можно дальше от меня и моей семьи! Скажи, пожалуйста, что в этом сложного? Так ведь нет, и ты, и большая часть твоих приближенных бросились защищать «бедную девочку», попутно упрекая меня в жестокосердии. И вот вам результат! Покорно благодарю, кушайте не обляпайтесь!!!

— А это что, признания?

— Конечно. Неужели ты думаешь, что я пришел бы к тебе с подобными обвинениями, не будучи полностью уверен в их справедливости?

Надо сказать, что получить признательные показания оказалось непросто. Беклемишев был на сто процентов прав, бывшая фрейлина проявила себя крепким орешком. Сначала она плакала, потом имитировала обморок, затем стала громко молиться, призывая в свидетели всех святых, но так ни в чем и не раскаялась. Можно было, конечно, устроить очную ставку, но, принимая во внимание психическое состояние Александры Иосифовны и ее близость с преступницей, ничего хорошего из этого бы не вышло.

Специалистов по допросам у нас тоже под рукой не нашлось, если не считать таковыми морских пехотинцев из моей охраны. Ну и пытать совсем еще юную девчонку тоже как-то…

К слову, вот тема. Определённо нужна спецслужба, в которой будут и полевые агенты, и ликвидаторы, и грамотные мастера допросов с пристрастием. Но это все потом. Пока же пришлось справляться своими силами, сосредоточив усилия на Анненковом-старшем и расколов его до самых сокровенных глубин, или проще говоря, до самой задницы.

Нет, поначалу он пытался хорохориться и требовать, чтобы с ним обращались, как того требует его чин и высокое происхождение, но очень скоро убедился в пагубности своих заблуждений. Пара оплеух от матросов в сочетании с проникновенной беседой с жандармским штабс-капитаном быстро привели коллежского секретаря в чувство, и уже через полчаса он пел как соловей или стучал как дятел, тут уж как кому нравится.

Понимая, что на кону его жизнь, поведать он был готов буквально все свои прегрешения, начиная с розовых детских лет. С неменьшей охотой мошенник закладывал и всех своих знакомых. Количество грязных историй, излившихся водопадом на нас, превысило все мыслимые пределы. И этот вонючий фонтан никак не хотел закрываться. Его даже не