Ревизор: возвращение в СССР 47 - Серж Винтеркей

свободное время от учебы в библиотеках проводил, жадно поглощая информацию. Очень уж его потрясли те библиотечные возможности, что есть в Москве, в отличие от провинции, так что время на подработки не хотелось тратить. Вот тогда бы ему эти две тысячи рублей точно бы пригодились.

А постарше став, поумнел, и еще и совесть его стала мучить. По сути же он последнее бабкино желание не выполнил, родителям деньги отдав… Нехорошо получилось…

Но крестись, не крестись – главное, что Ивлев остров покинул. И теперь тот снова стал для посла Островом Свободы. В том числе и свободы от тех неприятностей, которые снова могли последовать из-за пребывания на Кубе этого беспокойного москвича.

Следующий вопрос встал у Забродина о том, стоит ли ему отправлять в МИД отчёт к сведению министра иностранных дел о пребывании здесь Ивлева. Всё же не каждый день студент выступает перед Советом министров Кубы, да ещё с таким успехом, что его тут же польский посол на приём в своё посольство приглашает вместе с женой.

Да, конечно, Громыко во время того разговора всё это лично разрешил – мол, пусть этот Ивлев куда хочет идет и что хочет делает. И в тот момент, да, у него сложилось совершенно четкое впечатление, что он слышать ничего про Ивлева не хочет и вообще им недоволен. Уж больно язвительные эпитеты Громыко тогда в его адрес использовал.

Но Забродин прекрасно также знал и о том, что в международных отношениях лишней информации никогда не бывает.

Да, сейчас министр этим Ивлевым недоволен. Но главное, что он вообще на него внимание обратил. А поскольку о Громыко ходила слава, как об очень умном и дотошном человеке, то явно он продолжит собирать по нему информацию.

Правда для него лично есть важный нюанс. Одно дело – написать отчёт об особенностях пребывания Ивлева на Кубе по запросу из Москвы, когда Громыко об этом деле вспомнит. А другое дело – самостоятельно, по своей инициативе такой отчёт в канцелярию МИДа отправить с пометкой, что он может быть интересен Андрею Андреевичу…

Громыко любил сотрудников, которые его мысли предугадывали. По вполне понятной причине, поскольку был очень занятым человеком, а они ему время экономили. Приятно, когда ты ещё не успел даже подумать о том, что тебе что‑то надо, не то что велеть это сделать, а тебе уже прислали всю информацию по этому поводу.

А когда ты посол, которому скоро предстоит в Москву возвращаться, и непосредственно министр будет его следующее место работы определять в центральном аппарате до следующей зарубежной поездки, то, пожалуй, самое время сейчас эту инициативу и проявить.

Риск есть, конечно, что Громыко так этого Ивлева не любит, что разозлится, получив этот отчет… Нет, министр слишком умен для этого. Тем более времени уже прошло прилично, наверняка он уже остыл по этому поводу, и будет руководствоваться сугубо деловым подходом, а не эмоциями.

Ну а чтобы подстраховаться, учитывая то, что Громыко сейчас этому Ивлеву явно не благоволит, отчёт надо подавать сугубо в бесстрастной манере, чтобы, не дай Бог, министр не подумал, что этот Ивлев ему лично чем‑то симпатичен...

Да, все же, пожалуй, – кивнул сам себе Забродин, – подготовить и отослать такой отчёт в течение пары дней в Москву будет хорошей идеей. Надо будет и Зенчикова позвать, чтобы тот тоже помог в работе над ним. Тот всё же и в польском посольстве на приёме с этим Ивлевым тесно общался. Мало ли – ещё какие детали интересные вспомнит.

Там, конечно, ещё и третий секретарь был. Но вот его посол звать для выяснения каких‑либо деталей абсолютно не желал. С ним всё предельно ясно: небось, снова наелся, напился и за бабами ухлёстывал.

Зенчиков ему на это уже немножко и намекал. Что Виктор тогда вообще толкового может рассказать, что можно в отчёт включить? Ясно, что ничего.

Страшно даже подумать, что однажды этот бестолковый племянничек за счёт усилий своего дяди из Политбюро послом Советского Союза где‑то станет. Жалко МИД, который будет рассчитывать из этой страны по‑прежнему адекватную информацию получать...

***

Москва, редакция газеты «Труд»

Вера Ганина сидела и с периодическими вздохами читала статью, которую ей прислал один из начинающих журналистов. Он очень уж хотел, чтобы его статьи начали в «Труде» печатать. Это у него пятая или шестая попытка уже была, но прежние статьи редакция в лице Ганиной отвергла. И эта пойдет тем же путем, поскольку ничем не лучше, чем все его предыдущие опусы.

Вера уже чуть ли не открытым текстом говорила ему, что нет смысла настолько низкого качества статьи к ней приносить. Всё же это солидная центральная газета. Но нет, этот человек намёков решительно не понимал.

И ведь просто отказать, не рассматривая статью, нельзя. Надо её рассмотреть и написать письмо страницы на полторы с обоснованием, почему эта статья не годится для публикации. Один экземпляр себе оставить, а второй ему выслать. Вот так.

Обычно такую работу совсем начинающим журналистам, недавно принятым в штат «Труда», поручают. Но в этом году поток желающих опубликоваться в «Труде» почему‑то настолько вырос, что стали уже и посерьёзнее журналистов тоже этой ужасающей работой загружать…

Зазвонил телефон, и Вера, сняв трубку, услышала голос Ландера. Такой живой и энергичный, что, по её опыту, означало, что он успел уже бахнуть пару рюмочек. Больших таких рюмочек коньяка, граммов по сто…

– Вера, – сказал он, – я правильно помню, что Ивлев в СССР возвращается на днях? А то и сегодня вообще?

– Да, Генрих Маркович, – ответила она. – Как раз сегодня и должен прилететь. Ночью, скорее всего.

– Забеги тогда ко мне, обсудим некоторые вопросы по этому поводу, – сказал он и тут же положил трубку.

Вера напряглась. Конечно, собственно говоря, она никогда об этой истории с МИДом и проблемами Ивлева и не забывала – каждый день вспоминала и расстраивалась, что у Ивлева такие проблемы и что, скорее всего, поработать с ним больше не придётся. Какие же он ей статьи чудесные подает в отличие от той макулатуры, с которой она прямо сейчас мучается. Четкие, логически выверенные, актуальные, без единой не то что ошибки, а даже и помарки…

Весёлый голос Ландера её сильно по этому поводу не обнадежил. Как она прекрасно знала, Генрих Маркович мог тем же самым жизнерадостным голосом и нанять человека на работу, и