Ревизор: возвращение в СССР 47 - Серж Винтеркей

– ФРГ?

– Нет, ГДР. Но сам факт!

Расспросив агента для вида еще несколько минут, особист отправил Огурцова прочь. А сам подумал: «Мне бы такого агента раздобыть, как этот Алироев, чтобы его зарубежные посольства на приемы приглашали. Сразу бы пошла полезная для карьеры информация. А так, получается, с этим Ахмадом повезло его коллеге… Вот почему одним так везет, а другим максимум на что можно рассчитывать – на визиты потного Огурцова?».

Глава 12

Самолет, летящий по маршруту Куба – СССР

Прошёлся несколько раз поближе к Балдину и трём полковникам, с которыми он беседовал вполне себе дружески. Кстати, видимо, его хорошие знакомые. Такое впечатление, что анекдоты травили, потому что периодически с их стороны раздавался взрыв хохота.

Балдин правильно догадался, что я хочу о чём‑то с ним переговорить, встал и сам подошёл ко мне.

– Что, Паша, вспомнил, что что‑то обсудить со мной забыл? – спросил он меня.

– Да нет, Эдуард Тимофеевич, в принципе, не забыл я, конечно, ничего. Тут вопрос более деликатный… Дело в том, что, пока мы были на Кубе, кое‑что там всякое происходило, о чём я вас не информировал, чтобы не портить вам отдых. Сам рассчитывал всё разрулить. И, в принципе, так оно и вышло, как рассчитывал. Так что сейчас все в полном порядке.

Балдин сразу стал очень серьёзным.

– Ну‑ка, Паша, давай рассказывай подробнее, что ты имеешь в виду?

Рассказал ему, конечно, всё: и про это то ли недоразумение, то ли подставу со стороны Вильмы с указанием, что я брал интервью как журналист газеты «Труд», и про дальнейшую реакцию МИДа, и про то, как мне тогда удалось повести себя таким образом, чтобы Фидель среагировал гневно на претензии ко мне со стороны министра иностранных дел.

– Нет, Паша, конечно, такое ты мне должен был рассказать, – недовольно покачал головой генерал, немного ошарашенно при этом глядя на меня. Он уже привык, конечно, что со мной вечно что-то нестандартное происходит. Но такого явно не ожидал.

– Всё же, Эдуард Тимофеевич, я по‑прежнему считаю, что вовсе не должен был, – протестуя, сказал я. – Вот что бы вы сделали в той ситуации, когда ко мне сам Громыко, член Политбюро, с претензией вышел? Давайте уж будем честны. Вам бы только переживать и оставалось, как всё дальше сложится, если бы я сдуру рассказал вам об этом. У вас же тяжёлая административно‑командная работа. Сто процентов, что вам уже все нервы во время этой военной карьеры как следует истрепали. Что я, добро, что ли, не помню, чтобы вам так нервы мотать во время вашего отдыха? Тем более вас это никак не касалось.

Вспомните, когда вопрос уже по вам встал с этим неожиданным визитом моей сестры с мужем‑иностранцем, я же сразу же всё придумал, чтобы разрулить, и никаких проблем для вас не создать в результате его. Вот там мы уже совместно командной работой, как и положено, обменявшись информацией, предприняли необходимые действия, и проблему, надеюсь, эту решили. А та проблема с МИДом была лично моей.

Я, честно говоря, очень рассчитывал, что кубинцы ко мне снова с какой‑то просьбой обратятся, и мне удастся построить разговор таким образом, чтобы Фиделю захотелось на наш МИД как следует надавить. Так что у меня план был. Я спокойно себе отдыхал в ожидании, когда я смогу его реализовать. Ну, нервничал тоже, конечно, это правда. Но совсем чуть-чуть, если честно. Мне-то нервы никто не успел еще истрепать… Да и не рвусь я к какой-то административной карьере, чтобы было из-за чего сильно переживать, если бы кубинцы не помогли с этим вопросом.

– Ладно, твои мотивы в этом деле я понял, – кивнул Балдин. – Но всё же в будущем, если вдруг что‑то такое случается, я всё же хотел бы тоже об этом знать. Мало ли, какая‑нибудь умная мысль в голову бы пришла. Совет бы тебе какой‑нибудь дал. Да и дипломаты у меня знакомые есть в Москве, с которыми посоветоваться можно было тоже. Да без всякого Фиделя этот вопрос решить… Ты понимаешь, что ты Громыко на коня посадил в отношении себя? Человек такого уровня никогда не забудет, что по твоей милости ему Фидель лично выговаривал. Не переживаешь по этому поводу? А зря.

– Знаете, Эдуард Тимофеевич, был бы кто другой, может быть, и были бы у меня такие опасения. Но вот про Андрея Андреевича Громыко я слышал только хорошее. Это один из умнейших и самых профессиональных людей в Политбюро, если не самый. Думаю, он точно не из тех, кто будет с томагавком бегать за студентом‑журналистом.

Такой мелкой местью занимаются обычно люди туповатые, у которых при малейшем намёке на то, что кто‑то их оскорбляет, глаза кровью наливаются и они начинают всё вокруг крушить, как носороги.

Так что Громыко меня вряд ли теперь любит, конечно. Но очень сомневаюсь, что он какие‑то действия в мой адрес предпримет. Ну и тем более, по всем раскладам, он как опытный дипломат, даже если вдруг такая вещь ему в голову придёт, вспомнит, в том числе, и о Фиделе Кастро. Вряд ли он захочет, чтобы тот снова ему позвонил с какими‑то претензиями из‑за того, что у меня проблемы возникли.

– Ох, Паша, Паша, – покачал головой Балдин, – не имей, пожалуйста, иллюзий в отношении Фиделя Кастро. С чего ты вдруг решил, что ты ему настолько интересен, что он и дальше за тебя просить будет или каким‑то образом выручать тебя из новых серьёзных проблем?

С моей точки зрения, это большая твоя иллюзия. Неужели ты в самом деле думаешь, что ты в восемнадцать лет мог что‑то такое важное и толковое сказать на этом заседании Совета министров, что сам Фидель бы и его советники не знали бы или не умели бы?

Ну и даже если так, и ты все же смог. Ты же всё уже это сказал, и у них вся эта информация уже имеется. В чём твоя дальнейшая ценность, чтобы ради тебя с министром иностранных дел СССР отношения Фиделю портить?

– Да нет, Эдуард Тимофеевич, я всё это понимаю. Просто веду речь о том, что министр