Демон Жадности. Книга 5 - Юрий Розин

Он живописал идиллические картины: дети, бегающие по безопасным улицам столицы, которую они назвали Вальниром — «Небесный Приют». Ученые, расшифровывающие древние манускрипты гигантов. Ремесленники, чьи изделия славились далеко за пределами Облачного Заката.

Он говорил о чувстве общности, о братстве, о том, что каждый лиадериец был частью одного большого целого.

— А потом пришла она, — голос Орлана сорвался, наполняясь яростью. — Маэрьяла. Со своими кораблями, своими солдатами. Говорила о «прогрессе», о «вхождении в цивилизацию». Она не предложила союза. Она потребовала покорности. А когда Совет отказался… она начала войну. Ей было плевать на нашу культуру, на наш уклад. Ей нужна была еще одна галочка в послужном списке для своего императора.

Я слушал, кивая. В его словах была энергия, искренность, которая не могла быть наигранной. Он верил в каждый слог. И в этом был его главный козырь и его главная слабость.

На пятый день, после того как он закончил свой рассказ о последней битве за Вальнир и гибели короля — потому что, конечно, со временем «Выборный Совет» трансформировался в наследственную монархию, как это обычно и бывает, — я сидел молча, обдумывая все услышанное. Эта вера. Эта готовность умереть за идею. Она не стыковалась с одним моментом.

Повстанцы были преданны Лиадерии и верили в ее почти что утопичность. Находились такие как Луциан, которые не хотели больше воевать за пустую идею, но, насколько я понял, когда Лиадерия еще существовала, тот же Луциан был не меньшим патриотом, чем Орлан.

Так что я мог допустить, что повстанцы добровольно пошли на вживление себе в мозг паразитов, чтобы точно не расколоться на допросах. И даже мог допустить, что рядовым разведчикам паразитов вживили без их ведома, чтобы не разводить панику в рядах партизан.

Но Луциан и Орлан были офицерами, и по идее не могли не знать о паразитах, раз уж были настолько преданны своей стране. Тем не менее, когда я попытался допросить Луциана, тот, несмотря на энтузиазм, ни слова не сказал о прямой угрозе его жизни и возможности отвечать на мои вопросы.

— Ты рассказываешь о чести, о свободе, о светлом прошлом, — начал я тихо, и Орлан насторожился, почуяв смену тона. — Ты говоришь, что все лиадерийцы были готовы на все ради своей страны. И я почти готов поверить в этот сказочный мир. Почти.

Я поднялся и подошел к нему вплотную, глядя сверху вниз.

— Но вот что я не могу понять, старина. Если Лиадерия была настолько прекрасна, король настолько добр и мудр… то зачем ваш принц приказывает вживлять в мозги своих подчиненных механических паразитов, которые разорвут ваши головы, стоит вам только начать отвечать на вопросы врага?

Я присел на корточки, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— А ты вообще знаешь о паразите в своей голове, Орлан?

Лицо Орлана стало маской леденящего недоверия. Сначала по нему пробежала тень насмешки, будто он услышал очередную грубую ложь, но затем, вглядевшись в мое неподвижное выражение, он замер.

— Врешь, — хрипло выдохнул он. — Это… это немыслимо. Такое осквернение воли…

— Доказательства интересуют? — перебил я, поднимаясь. — Убедись сам. Пойдем.

Я отпер наручники, сковывавшие его к стене, но оставил те, что подавляли ману. Он неуверенно поднялся, его тело дрожало от слабости и нервного напряжения. Я повел его по коридору в лазарет.

Войдя, я молча указал на койку, где лежал Луциан. Его глаза были открыты и смотрели в пустоту, на губах застыла тонкая струйка слюны. Целительный артефакт на его груди мягко пульсировал, но в глазах не было ни искры осознания.

— Он попытался сотрудничать, — безжалостно констатировал я. — Был полон энтузиазма. А потом его голова… начала бунтовать. Мне пришлось прооперировать его на месте. Результат, как видишь, плачевен. Шансов, что он придет в себя, почти нет.

Орлан смотрел на бывшего соратника, и его собственное лицо побледнело.

— Откуда мне знать, что это не ты сам с ним сделал? — переспросил он вполне резонно.

— Ладно, — пожал я плечами. — Пойдем дальше.

Я отвел его в соседнюю камеру, где под охраной двух моих бойцов сидел новый пленный, схваченный на рассвете у реки. Это был молодой парень, испуганный до дрожи. Увидев Орлана, он широко раскрыл глаза.

— Господин Орлан?.. Вы живы? — прошептал он.

— Я предлагаю эксперимент, — заявил я, снимая с Орлана наручники, подавляющие ману, и вручая ему артефакт-визор в виде монокля. Орлан с подозрением взглянул на устройство, но после секундного колебания прижал его к глазу. — Теперь попроси его рассказать что-нибудь незначительное. Численность дозоров вокруг форта, расписание смен, имя его командира. Неважно. Что-то, что можно посчитать секретной информацией. После этого, клянусь, я отпущу вас обоих. Свободными. Ты получишь возможность вернуться к своему принцу и рассказать ему, как благородно я с тобой обошелся и как устроен наш форт. Мало ли, вдруг вы даже сможете организовать на нас нападение благодаря этой информации.

В глазах Орлана бушевала буря. Недоверие боролось с зародившимся ужасом и слабой, но цепкой надеждой на свободу. Несколько дней наших разговоров сделали свое дело — между нами возникло призрачное подобие связи, тонкая нить, которая сейчас заставляла его колебаться.

— Хорошо, — наконец выдохнул он, голос его был хриплым. — Но если это ловушка…

— Это проверка, Орлан. Только проверка.

Орлан повернулся к пленному. — Солдат. Скажи ему… сколько всего наблюдателей следят за этим фортом.

Лицо молодого разведчика озарилось надеждой. Услышав обещание свободы, он радостно закивал.

— Конечно, генерал! За фортом наблюдают три постоянных… — он начал было говорить, но вдруг его глаза округлились от ужасной, необъяснимой боли. Он схватился за виски, из его горла вырвался короткий, пузырящийся стон. — А-а-а…

Я не стал даже пытаться помочь. Уже знал, что не успею. Голова пленного с громким, влажным, хлюпающим звуком разорвалась, забрызгав стены и потолок горячей кровью и обрывками мозга. Безжизненное тело грузно рухнуло на пол.

В камере воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь мерзким капаньем чего-то с потолка. Орлан стоял как вкопанный, его лицо было белым как мел.

Артефакт-визор выпал из его ослабевших пальцев и с звонком покатился по каменному полу. Он смотрел на окровавленный труп, потом на меня, его взгляд был пустым, разбитым.

Я молча подошел к телу, перевернул его и, аккуратно проведя пальцами в кровавой каше, извлек маленький, черный, покрытый слизью и остатками нервной ткани металлический цилиндрик. Протянул его на ладони к Орлану.

Он смотрел на этот ничтожный, но смертоносный предмет, и в