Ловкач - Ник Перумов

Вышел шатаясь, но живой. Ряса обгоревшая, лицо местами обуглено, вместо глаз — мутное стекло линз, а за спиной покорёженный аппарат дымит, и медные трубки, у него оставшиеся целыми, будто жабры выброшенной на берег рыбы, ещё пульсируют, шевелятся, словно живые, выдыхая алое. И с каждым выдохом этой гадости меня словно окатывало липкой волной — не боль, нет, именно вязкий паралич, лишающий сил и воли.

Но на сей раз я не поддамся.

— В сияние не гляди! — бросил я Савве, прикрыв на миг его взгляд ладонью. — На землю смотри, на ноги гада этого!..

Трубки извергали алый свет в такт дыханию. Враг мой надвигался медленно, с явным трудом. Алое сияние усилилось, приугасло, вновь сделалось ярче. Хорошо. У источника, чем бы он ни был, есть ритм, его можно поймать.

— Ловкач, — просипел чужой голос. Искажённый не совсем человеческой гортанью, звучал он глухо, разобрать можно с трудом. — Прекрати. Ты не знаешь, с чем связался…

Ой ли? Я отлично знал, с чем, несмотря на дыры в памяти — и моей, и моего реципиента.

Враг сделал шаг, ещё. Израненный и изувеченный, он, тем не менее, твёрдо держался на ногах.

Тут уж не до жиру и не до экономии. У меня нет сил на формирование и вызов настоящих, боевых конструктов, но и эфирная мелочь, обитающая, как и Зерновик, на самой границе Астрала, в умелых руках — страшное оружие.

Первой пошла Свечная Тень — крошечный огонёк вспыхнул и тут же погас, приняв на себя первую волну алой дряни. Вязкая тишина вокруг уплотнилась, и алое — чем бы оно ни было — распалось, не в силах преодолеть этот барьер, в котором тонут не только звуки, но и многое, рожденное Астралом.

«Монах» же только хрипло хохотнул.

— Прекрати, — повторил он. — Ты должен быть с нами, а не против нас.

Аппарат его, тоже с хрипом и кашлем, но изверг вторую волну алого, и я знал, что повторить фокус не удастся — астральные конструкты не патроны в барабане револьвера.

А про то, с кем я должен быть — слышали, и не раз. Но я — Ловкач, я сам решаю, с кем я и против кого.

Поэтому вторую волну я перехватил Песочными Голосами: сжал их в ладони и выпустил веером. Шорох сухого песка, словно прямо здесь перешёптываются никогда не видавшие влаги барханы мёртвой пустыни. Песочные Голоса ненадолго разрушают простые отдаваемые команды, и «монах» на миг запнулся, мотнув головой, будто сама мысль у него оборвалась на полуслове.

На миг — только на миг. Линзы вспыхнули, аппарат за спиной кашлянул багрянцем, и он ударил. Не руками — и воздух вокруг нас содрогнулся, в ушах зазвенело, в голове помутилось.

«Звонницы». Тоже астральное создание, но «монах» его не вызывал. В его машине стояли свои, механические, и, кажется, настроены они на резонанс Узла. Вызывают дезориентацию, головокружение, в чем-то похожи на Голоса.

— Тебе всё равно не пройти. Ты силён, но мы — куда сильнее.

Голос, как мне казалось, знаком. Да знаком и сам «монах», так похожий на того, что преследовал моего реципиента, пока я не вмешался в игру.

Хорошо. Тогда сыграем в ту же игру.

— Подавись ты своими уговорами!..

Я крутнулся, уходя влево, а там, где я только что стоял, вспыхнул Лоскутный Образ; алый выдох ударил именно туда — фантом тонко вскрикнул и разлетелся хлопьями чёрного пепла, словно бумага в огне.

«Монаха» шатало, аппарат его захлёбывался, из щелей и трещин корпуса сочилась, словно сукровица, тёмная маслянистая жидкость. Используя момент, я атаковал — Стеклянной Лисой. Быстро-быстро замелькали мелкие многоугольные грани астрального создания, махнул длинный рыжий хвост.

Полоснула — молнией, блеснула хребтом и сорвалась под ноги «монаху». Тот, вроде бы только что отбивший удар, не удержался, впечатал тяжёлым сапогом, и зря — грани лопнули, и впрямь словно тонкое стекло, окутав «монаха» и его агрегат облаком сверкающих искр, режущей алмазной пылью. Скрежет, тонкий визг, и жуткая машина поперхнулась, во все стороны брызнула всё та же тёмная жизнь, только теперь ещё и дымящаяся. Трубы затряслись, как в лихорадке, алое сияние сменилось гнилостно-зелёным, распространяя вокруг отвратительное зловоние, но вот паралича от него я уже не чувствовал.

— Есть, — сказал я самому себе.

Он услышал. И понял. Линзы повернулись, нашли меня; поднялась рука в перчатке, на пальцах мелькнули крохотные медные язычки — направляющие. Зная, что агрегат погиб, он готовил удар чистой силой. Сейчас пришпилит, как бабочку.

Я ответил Шепчущим Эхом. Оно разом заискрилось, перекручивая его собственные команды — в моей голове отозвалось обрывками: «— держи… — сюда… — стой…», но для «монаха» это стало какофонией из его собственных приказов, и рука дрогнула, враг мой промахнулся буквально на волосок. Удар пришёл косым веером, лизнул стену избы — и та загорелась сразу, будто была вымазана смолой.

Но я уже подстроился под ритм, с каким дышало отравленное нутро агрегата за спиной у врага. Пора кончать.

— Савва, — сказал я негромко. — Малой?

— Да, дядько, — раздалось у самого плеча. Нож у Саввы был по-прежнему в руке, и рука эта, худая и костлявая, не дрожала.

— Будь готов. Как скажу — кидай железку свою вон туда, где трубки к спине сходятся. В меня только не попади, — добавил я и услыхал, как мальчишка хихикнул, несмотря ни на что.

Так-то оно и хорошо.

Я достал «монаха» уже собственной Звонницей, направив её не в щиты «монаха», а в сплетение медных кишок. Звон раздался, словно разлетелся вдребезги хрустальный бокал; аппарат охватило судорогой; по трубкам пробежали тусклые алые волны, один из раструбов провалился внутрь, ещё два зашипели, извергая пар. Алое сияние на мгновение погасло, потом вспыхнуло вновь — неровно, слабо.

«Монах» не упал. Всё ещё стоял. И от него катились теперь во все стороны волны чистого жара. Последние секунды перед…

— Теперь! — крикнул я.

Савва, как кошка, вылетел из-за моей спины, метнул нож — короткий, уверенный бросок. Клинок влетел в сплетение искорёженных труб, машина захлебнулась; оттуда, из нутра, раздался глухой гул, уже не астральный, а