«Персефона». Дорога в ад 2 - Кристиан Бэд

С капитаном не поспоришь, и дерзить он регенту не собирается, ладно. Но и помогать — тоже не нанимался. Пусть сначала покажет свой хвалёный профессионализм. Пока — ничего особенного. Уловки — как в школе.

Линнервальд вздохнул, и Рэм демонстративно отсел подальше: мол, общайся, я тебе не мешаю.

— Мне нужно проговорить с вами технику безопасности, — сказал регент. — Никто на «Лазаре» не знает, что пилот Себастиан Бо — машина.

— Ну так пусть узнают! — буркнул Рэм.

— Зачем создавать проблемы, когда у нас и своих достаточно?

— Ну, узнают же рано или поздно? — пожал плечами парень.

— Тогда и будем принимать меры. А пока — ведите себя… — регент сделал паузу. — Как люди. Оба. Времени у нас мало, и лучше бы вам сотрудничать со мной. Что вы будете делать, если опять попадёте под «шум»?

Рэм дёрнул плечом. На него не подействовала эта хаттская дрянь. Но Бо…

Он посмотрел на приятеля, тот опустил глаза — он сам не понимал, что с ним случилось.

— Никаких безобразий, договорились? — спросил Линнервальд. — Вы прилетели сюда работать, понимаете это?

— Да мы и не отказываемся, — дёрнул плечом Рэм. — Капитан приказал, значит, так надо. Только мне-то что делать? На мне эта хаттская фигня не сработала.

— Ты будешь образцом для сравнения, — отозвался Линнервальд задумчиво.

— А Дерен? — удивился Рэм.

Вот уж где образец так образец! Он вообще даже не почесался, попав под «шум».

— Психика Дерена не может быть образцом для сравнения, — терпеливо пояснил Линнервальд. — Он — истник.

— А что это такое — истник? — вдруг негромко спросил Бо.

Глава 49

«Лазар». Кто кому мозг вынесет?

Линнервальд посмотрел на хатта оценивающе. Вопрос был провокационный. Крайне. И непонятно было, что хуже — промолчать сейчас или ответить.

Именно истники переиграли в хаттскую войну искусственный разум машин.

Опасно было отвечать на этот вопрос слишком точно, развёрнуто и подробно. Но и прерывать неожиданно затеплившийся контакт с машиной тоже было чревато.

Контакт — он дорогого стоит. И неизвестно, как поведёт себя Бо, если не получит ответа. Вот только больно уж тема скользкая…

Бо сумел правильно оценить колебания собеседника.

— Сложность человеческого мозга — не тайна для Гамбарской группы, — сказал он. — Мы понимаем формальные отличия оцифрованного от живого. Но есть ли отличия у мозга истников от мозга людей, не наделённых способностью читать «паутину реальности»?

— Не удалось накопить статистику? — прямо спросил Линнервальд.

Бо кивнул. Даже спустя сто лет после хаттской войны, способных хоть на какое-то видение в Содружестве рождались единицы.

Может, потому эйниты, чтобы набрать хоть какую-то паству, разрисовывают стены в храмах изображениями космической «паутины»? Очень реалистичными, а потому — пугающими неофитов до сердечных приступов.

Неприкрытая мифами и выдумками реальность страшна. Вот сейчас друг на друга смотрели человек и машина, чьи создатели уничтожили тысячи людей, чтобы исхитриться оцифровать мозг.

Да, себя учёные тоже не жалели. Но также и неразумных детей. Незрелый мозг… Мозг в динамике…

Истина, особенно медицинская, часто вырастает на самых отвратительных убийствах и пытках. Но врач не может помнить об этом, когда острым скальпелем режет по проверенным линиям, спасая чью-то жизнь.

Истник должен.

Он смотрит и видит все оттенки цвета. И видит, сколько боли и крови в каждом решении, в каждом лекарстве. И даже в прекрасных песнях — исковерканные судьбы их создателей.

Линнервальд вздохнул, не размыкая губ. В конце концов, он сам согласился привезти на «Лазар» опаснейшую из машин. Бо мог в считанные секунды превратиться в любое оружие, а надёжный крейсер — в лодчонку в космической бездне.

— Истников мало, — тихо сказал Линнервальд. — Даже те, кто способен видеть, часто не слишком крепки, чтобы вынести груз знания о мире. Люди не живут в реальности, они живут в иллюзиях. Выстраивают свой мир. Верят в него. Не замечают реального.

— А почему истники не подвергали себя оцифровке? — спросил Бо. — Они не хотят бессмертия? Этим они тоже отличаются от основной массы людей?

— Верно, — кивнул Линнервальд. — Отличаются.

Он не мог не ответить. Тему они выбрали — сродни тропе на болоте. Куда ни шагни — утопнешь. Но и отступать было некуда.

Бо был прав: истники отличались от людей. Некоторые учёные всерьёз обсуждали, что в галактике обитают сейчас два разных вида человека. С разной архитектурой неокортекса при общей схожести более древних частей мозга.

Неокортекс. Новая кора. Внешняя часть больших полушарий. Тоненький слой, всего в 2–4 миллиметра, где сосредоточено всё, что делает человека человеком.

Архитектура неокортекса очень сложна. И не у всех людей она совпадает по размерам и даже по функциональным участкам.

Но имеется ли у истников в голове то, чего нет у других — закрытая для исследователей тема. Потому что ни к чему хорошему такие исследования привести не могут.

Если одни люди чем-то лучше других, то другие — хуже?

И значит, первым — позволено всё?

«Улучшив» себя, первые оцифрованные учёные двинулись именно по этой, проторённой многими завоевателями дорожке. Они позволяли себе решать, кто должен жить, а кто умереть.

Поставили себя выше замысла Вселенной.

Но Вселенной нужны все, иначе она и не придумывала бы людей.

К тому же и оцифрованные учёные не смогли разобраться в сложности человеческого мозга. Напортили в нём. Растеряли часть качеств, а приобрели всего лишь вычислительную машину, подключённую к голове.

Не даром в хаттскую войну они предпочитали отбирать человеческих детей с нужным психотипом и копировать архитектуру их мозга в своих «собаках».

Первые оцифрованные сообразили, что эксперименты здесь слишком дорого стоят. И с людьми воевали грубые копии их же детей.

Линнервальд прикрыл глаза, размышляя, что говорить, а что нет. Хаттская война до сих пор пугала его. Ему было 20 лет, когда машины начали истреблять человечество.

Их идеолог, «оцифрованный» учёный Станислав Хэд решил, что пришло время сменить власть.

Галактику, полагал он, нужно осваивать рационально, согласно выверенным алгоритмам. Нечего в ней копошиться.

А люди? Люди должны подчиниться или исчезнуть.

Но люди не подчинились. Не из логики — проигрыш был таким явным. Они просто не подчинились, как живое раз за разом пробивается сквозь резинобетон.

— Я тоже могу ответить на твои вопросы, — сказал Бо. Он читал сомнения Линнервальда по лицу, да тот их и не скрывал. — Но только на разрешённые Хагеном. Я могу объяснить, например, какие и где были внесены коррективы при оцифровке. Живой мозг с его электрохимией передачи сигнала слишком сложен для нас. Мои искусственные нейроны проводят сигналы только электрическим путём, без участия химии нейромедиаторов. Но