Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир

тихо, – вы снова ушли. Моя госпожа, куда вы бежите? Вспомните катехизис и свои уроки, вспомните их хорошенько: сюда вы вернетесь из своего побега. Вам станет лучше, когда вы вернетесь. Вы помните это, Харрохак.

Нона прошептала:

– Извини, но я не Харрохак.

– Да, и ты уже говорила это раньше, – сказал старик. – Но кто ты, если не моя госпожа Харрохак?

Нона закрыла глаза. Тьма сомкнулась вокруг нее. В ней не было обогревателя, ламп, расставленных повсюду, и светильников в клетках, и толпы людей, набившейся в длинный пыльный зал. Она оказалась вне этого зала, вне огромного туннеля, она смотрела вниз на мертвенно-белую сероватую поверхность, на огромный пористый камень. Она спустилась вниз, проверила каждую пещеру и полетела по длинной центральной шахте, глубже и глубже.

Ее средние мысли заползли в ее верхние и нижние мысли. На мгновение ей показалось, что она умрет от этого.

– Там есть ящик, – сказала она, – и… в ящике есть кто-то, кто не я. Я – это я. Я не знаю, кто в этом ящике, не совсем, только – когда вы откроете его, я уйду, потому что я не смогу выжить, зная. И мне кажется, что там, в ящике, какая-то… девушка.

Лицо старика потемнело. Пол говорил:

– Механизм исцеления перестал работать. Организму не хватает… всего. Ее мозг умирает. Пара органов отказала. Множественные травмы. Очень интересно.

– Пол, – заметила Пирра, – ты как-то хреново ведешь себя с больными.

– Это интересно, но это не круто. Нона, как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – сказала Нона, – прекрасно. – Честность заставила ее добавить: – Мне тревожно и немного грустно, но хорошо. Я в порядке, а мое тело нет.

– Хорошо. Экстатический припадок. Так или иначе, она стабильна. Не регрессирует. Она не исцеляется, но и хуже ей не становится. Мы должны вернуть ее душу обратно…

– Немедленно, – закончила Пирра.

– Пять минут назад желательно, – сказал Пол.

Нона протянула руку и нащупала запястье Камиллы, запястье руки, которую она так сильно любила, которая купала ее и переворачивала для нее страницы журналов, кормила ее едой, которую Нона не хотела есть. Она посмотрела в лицо ушедшей женщины, которое та делила с мужчиной, которого тоже уже не было, лицо, отданное кому-то другому.

– Чем дальше я возвращаюсь, чем дальше мне придется вернуться… Это причиняет ей боль. Она не создана для этого. Она не в той форме.

– Не надо говорить. Не напрягайся, – велел Пол, но Нона не хотела, чтобы ее перебивали.

– Возможно, я не смогу тебе помочь, когда… я вернусь, – сказала она, не совсем понимая слово «я», – я стану другой. Я буду помнить все. Я запомню то, что пытаюсь забыть. Паламед… я не буду любить его. Я не буду любить Камиллу, или Пирру, или Табаско, или даже Лапшу. Я ничего не буду любить. Я не буду знать как. Я вообще не буду собой, или… я буду той, кто знает, а это знание будет означать, что я не Нона, а кто-то другой.

Практичный Пол сжал одну из ее рук и принялся тереть ее, чтобы согреть.

– Отлично, не беспокойся, – сказал он.

Ноне стало жарко и обидно.

– Я только что подробно рассказала тебе, что меня тревожит, и мне кажется, что это довольно важно.

– Нона любила Камиллу и Паламеда, – сказал Пол. – Нона любила Пирру. Это кончилось. Это позади. Но любовь не перестает. Мы тоже любили тебя. Паламед и Камилла любили тебя.

Пирра тоже была там, ее лицо маячило в темноте над головой Ноны. Губы скривились, как будто она мечтала о сигарете.

– Не волнуйся, малышка, – устало сказала она, – я-то буду и дальше тебя любить. Беда в том, что я не умею переставать. И знаешь, та, кто ты есть… была… прямо сейчас ты способна на большее, чем думаешь. Ты мне нравилась. Ты ему нравилась – Гидеону. Ты всегда нравилась мне и моему некроманту. А любовь – это симпатия, которую забыли пригласить в гости.

Она наклонилась и взъерошила короткие волосы Ноны. Нона чувствовала, как бьется ее чужое сердце.

– Но ты не подарила мне подарок на шесть месяцев, – жалобно прошептала она, – ни вечеринки на пляже не было, ни торта, ни собак.

– Дорогая, я, конечно, купила тебе подарок на день рождения, – возразила Пирра, – утром перед тем выступлением. Я купила тебе новую футболку, дорогую, не такую, какие разлезаются при стирке. Я спрятала ее в шкафчике под раковиной.

Нона вздохнула.

– Расскажи мне о ней, – прошептала она, – опиши подробно.

– Э-э, – сказала Пирра и взглянула на Пола, – я, конечно, не согласовала ее с начальством, но там были усы… вроде как мультяшные, и буквы под ними. Слушай, это надо видеть, я не уверена, что могу описать…

– Пирра. Я хочу знать, что там было написано.

Пирра старалась не смотреть на Пола.

– Там было про пропуск в трусики, – наконец сказала Пирра, – у нас не было денег.

Потрясенная, Нона заплакала.

Пол заметил:

– Паламед бы не позволил ей выйти в этом из дома. А Камилла не позволила бы носить это в доме.

– А ты?

– Как хочет, – ответил Пол.

– Это был бы лучший в мире подарок, если бы не платок, – еле выдавила Нона. – Я собираюсь вернуться и забрать его. Я запомню. Заставлю себя вспомнить. Я собираюсь носить эту футболку постоянно, дома и на улице, и так вы меня узнаете. Я ухожу не навсегда. А теперь я готова. Я готова. Пойдем.

32

Агламена ждала их у маленькой неприметной двери из зала. Пол поддерживал ужасного старика – тот предъявил свои права как сенешаль, – а принцесса-труп бродила у двери. Пирра завернула Нону в большой черный плащ, который был гораздо теплее, чем казался, но пах старостью, как и весь зал, – пылью, затхлостью, плесенью. Впрочем, Нона обнаружила, что теперь ей надо приложить сознательные усилия, чтобы почувствовать запах. Примерно так ноги соскальзывают с педалей велосипеда. Агламена, высоко держа фонарь, повела их по длинному извилистому коридору. Она постоянно поворачивала туда-сюда, пока наконец не остановилась у последней двери. Она погасила фонарь, и все погрузилось в глухую черную ледяную тьму.

– Мы пойдем вслепую? – спросила Пирра.

– Здесь не светят ни электричество, ни свечи, – каркнул старик, – нет света, кроме того, что дан нам. Не перед камнем и Гробницей. В это место нельзя никому из нас, кроме Дочери и ее рыцаря.

Нона ничего не могла разглядеть в темноте, но голос принцессы-трупа было ни с чем не спутать:

– У Преподобной дочери нет живого рыцаря.

Раздался металлический скрежет. Дверь открылась, и Нону перенесли через порог в гулкую пустоту.