Вперед в прошлое 9 - Денис Ратманов

Выйдя из автобуса, Мановар надел рукавицы и спросил у меня:

— Так я не понял, зачем тебе тот участок?

— Дед просил ему присмотреть, — соврал я. — Хочет дом на юге. Веди, Сусанин.

— Честно говоря, точно не знаю, где это, — крикнул он, двинувшись по дороге вниз, от общежития, где живет Лялина, к хлебному ларьку Райко, уже восстановленному и работающему. — Новые улицы появились, участки на пустырях нарезали, где что, остается догадываться.

Возле ларька мы повернули налево не доходя до переулка, ведущего к дому Барика, и я испытал облегчение, что не встречусь с его матерью. Да, никто никогда не узнает, что именно я послужил причиной смерти Сереги, а если узнает, то не поверит. Да, Барик сам вырыл себе могилу, когда вместо школы пошел обворовывать своих. Но Барик умер, ему теперь все равно, а его несчастная мать осталась наедине со своим горем, которое больше, чем целый мир.

— Я к Сереге, — сообщил Плям и поплелся прямо, а мы повернули налево, откуда доносился многоголосый радостный визг.

Узкая дорога вела между старыми частными домами, а дальше спускалась с необжитого пригорка и тянулась ниже. Казалось, вся местная мелюзга была здесь, раскатала дорогу до льда и резвилась — кто на картонке, кто на пленке. У двух маленьких детей, пришедших с родителями, были санки.

У Ильи глаза заблестели, когда трое шестиклассников уселись на пленку, держась друг за друга, подождали, пока с дороги уйдет малыш, поползли на задницах, отталкиваясь ногами, будто гусеница. С шорохом взлетающего звездолета понеслись вниз, взвизгнули, подпрыгнув на трамплине, потеряли сидящую сзади девочку и уже не так быстро покатились дальше.

Не дожидаясь, пока они уйдут с маршрута, Мановар проверил, хорошо ли скользят его ботинки, разогнался и попытался проехать на корточках, но распластался звездой и с диким ревом покатился. Заговорщицки улыбаясь, Илья подобрал изодранную пленку, сел на нее и поехал с криком:

— Дави Мановара!

Охваченный их азартом, я забыл о том, что почти взрослый, уселся на узкий обломок картонки и посерфил вниз — только ветер в ушах засвистел, а картинка перед глазами смазалась. Перелетев через трамплин, шмякнулся на зад, и меня развернуло, дальше я ехал вперед спиной, а друзья бежали рядом.

Когда я остановился, Илья предложил:

— Давайте вечером сюда придем, подичаем. Крутая горка!

— Давай, Боря тоже хотел, — согласился я, поднимаясь и оглядываясь. — И где этот проезд? Похоже, он и правда липовый.

— Или я ошибся, — признался Мановар.

Здесь была только одна улица, ведущая к морю мимо дома Веры Ивановны и Карасей, и никаких примыкающих дорог.

— Может, там? — Илья указал на пологий холм справа. — Просто вторую дорогу мусором завалило, и мы ее не видим. А так-то вон дом стоит наверху.

Такой участок мне не подходил: слишком высоко, колодец не выкопать, водопровод провести — целое дело, но мы поднялись, спросили у хозяев дома адрес, убедились, что это не здесь. Мужчина, который к нам вышел, указал на горку, с которой катались дети, и сказал:

— Там две дороги, есть грунтовка левее, ведет она к небольшому озерцу. Сходите проверьте там.

Про озеро хозяйка участка ничего не говорила, но мы послушали совет, поднялись на пригорок, где катались дети, и взяли левее, прошли мимо трехэтажного недостроя, слепленного из всего, что было под рукой, мимо замерзшего болотца, видимо, его и назвали озером, и оказались на заваленном обломками пустыре размером с футбольное поле, где угадывалась дорога, участки справа и слева и еще один недострой, одноэтажный, с поваленными ветром въездными воротами.

— Кажется, тут, — сказал Мановар с некоторым облегчением.

— Нужный участок — крайний, — проговорил я. — Дома там нет. Здесь — трехэтажная недокрепость и болото, значит, нам дальше. Я схожу, вы можете пока с горки покататься, я быстро.

Мановар, сверкнув глазами, потер руки, Илья заявил:

— Я с тобой.

И я вспомнил, как мы с мамой прорывались на дачу в первый лень после урагана. Зато ясно, что этот пятачок не заселен, дорогу тут не расчистили, даже мародеры не наведывались, нет никаких следов. Скорее потому, что из недостроев все ценное вынесли еще по хорошей погоде. Нельзя ни на минуту бросать стройку, только отвернулся — что-то украли. Если украсть нечего, снимут двери, оконные рамы, потому архитектурные шедевры девяностых напоминают выкидышей Бастилии: каменные стены, высоченные заборы из бута с колючей проволокой по верху, дикого вида башенки, полукруглые бойницы-окошки в ряд. Хоть и не влезть в них, а все равно зарешеченные.

Одноэтажный недострой, надо полагать, и есть дом номер девять. От железной трубы, вмурованной в землю, следует начинать отсчет.

Вверху мусора было поменьше, мы без труда добрались до конца дороги, упершейся в пологий холм.

— Здесь, — объявил я, поворачиваясь к своему будущему участку.

Ровным он не был, а взбирался на пригорок под углом 10–15 градусов. Ровно в середине росло кряжистое невысокое дерево, его кроны образовывали шар — видимо, та самая фисташка, которой хвалилась хозяйка. К слову, занесенная в красную книгу. Еще имелись две небольшие рощи молодых дубков — одна возле дороги, вторая в конце участка.

Илья встал рядом со мной, почесал в затылке, повертел головой.

— Электричество тут есть?

Я кивнул на столбы с оборванными проводами.

— Было. Водопровода нет. Но тут вода близко, можно пробурить скважину.

Илья качнул головой.

— Не факт. Надо спецов вызывать, которые воду ищут.

— Да понятно, но есть надежда, что это реально. Скважина — это даже лучше, учитывая, что в городе творится с водой, а так будет круглосуточно своя. Прикинь, в Москве ее не отключают никогда, а из крана круглосуточно бежит горячая и холодная.

— Трудно представить.

Переступая через оледенелые бугры, я направился на участок, представив, как тут красиво будет весной или летом. С самой высокой точки даже море видно. Вверху — холм, поросший терновником и ежевикой. Тишина, ни города, ни дороги не слышно, только ветер и птицы.

— Деревья не буду вырубать ни при каких условиях, — сказал я, обошел предполагаемый участок и остановился наверху. — Основной дом будет здесь, чтобы из окна был красивый вид. Подпорную стену делать не буду, чтобы не уродовать пейзаж. И вообще, надо смотреть, какой тут грунт.

— Ясно какой — камень.