Союз Тигра и Дракона - Ольга Михайлова

class="p1">Вечерний теплый воздух покачнулся, и Ван Шэну неожиданно показалось, что он напоен не только ароматами цветов и трав, но и пение цикад тоже заполняет его, отягощает и напитывает сладостью вина из розовых лепестков. В беседку вплыла девушка удивительной красоты, закутанная в розовый шёлковый халат, яшмовые заколки в гладких волосах тихо позвякивали при каждом её движении, а поднос с дымящимся чайником окружал её лик незримым благоуханием цветов магнолии и лимонной цедры.

Девица поставила чайник на стол и исчезла. Ван Шэн оторопело покачал головой.

— Это… как? Как она стала такой?

Сюаньжень пожал плечами.

— Купил ей десяток платьев и ящик безделушек, отмыл в чане, еле расчесал колтуны в волосах, вот и всё.

— Но сколько ей лет? Не рано ли ей замуж?

— Говорит, что родилась в год красной огненной Лошади, и ей четырнадцать,[1] — в голосе Сюаньженя проступили насмешка и сарказм.

— Ты ей не веришь?

— Ну, в этой жизни ей может и впрямь четырнадцать. Но вообще… Ты же сам понимаешь, я не могу жениться на обычной девице: я просто вытяну из неё все силы за считанные дни.

— Что?

— Я — оборотень-лис и могу жениться только на женщине с лисьей родословной.

— Так Сюли — лиса?

Сюаньжень усмехнулся.

— Ты что, забыл, где мы её нашли? Два и два сложить не можешь?

— Где нашли её? В Суяне. Что? — глаза Ван Шэна округлились. — Так она что — Суянская лиса? Та самая?

— Ну, та или не та — вопрос почти неразрешимый. Я стал лисом из-за согласия, данного во сне, быть названным сыном своего старого лиса Сяо Ху. Её я нашёл в Суяне по запаху, шедшему от княжеской могилы. Ну а сколько ей на самом деле лет? Прости, но когда я купал её, я получил когтями по морде, когда расчесывал — мне влетело по уху, а решись я спросить, сколько ей на самом деле лет — и где гарантия, что я не лишусь глаза? Истинный возраст Небесной Суянской лисы? В мире есть совершенно излишние знания, Шэн. Я обойдусь без них.

— Тебе виднее.

Тут, однако, оказалось, что в небесном механизме что-то снова разладилось, и планы друзей вновь оказались под угрозой. Точнее, логика-то в событиях прослеживалась, и весьма четкая, но она была непредсказуема и прихотлива, как людские чувства и капризы погоды.

Дело в том, что к этому времени Сунь Цзун уже получил первые известия от родни из Суяна. Известия страшные, ибо они не только достаточно достоверно передавали картину случившегося на вилле Фей Ян, описывая откусанные головы префекта и его присных и рассказывая о растерзанных телах и пожарище.

Нет, людская молва приписала гибель префекта Юй Мо и его людей небесной каре за постоянные злоупотребления, и немного дополнила картину этой гибели порождениями живой народной фантазии: а именно — проклятием бога преисподней Яньвана и огненным дождём с небес! А некоторые даже выдвинули предположение, что покарать негодяев явился сам небесный Синий Лев Шиливан, который, как известно, возил на себе бодхисатву Веньшу. И правильно! Нечего воровать из имперской казны!

Сунь Цзун был разумен. Он сам умел сочинять любые сплетни и сеять подозрения в головах начальства. И ему ничего не стоило отделить в известиях из Суяна жемчужины истины от пыли и накипи людских выдумок. Но и в этом очищенном виде новости пугали. Сорок мертвецов на внутреннем дворе и не с отрубленными, а откусанными головами, на что особенно упирал его племянник Сунь Мин, канцелярская крыса, полностью лишенная воображения⁈ Случайность? Стая голодных бешеных тигров?

Но, в общем-то, Сунь Цзуна тут удивляли и заставляли задуматься только два обстоятельства: необычно большое число жертв и… присутствие в Суяне в этот момент ревизоров Ченя Сюаньженя и Ван Шэна. Им, во-первых, удалось беспрепятственно добраться до Суяна, миновав засаду, а, во-вторых, им также удалось благополучно покинуть Суян, собрав все нужные сведения о деятельности местных властей.

Нет, предполагать, что этим двоим удалось расправиться с четырьмя десятками вооруженных до зубов людей префекта Юй Мо — это было, разумеется, слишком фантастично. Однако уже то, что они вернулись назад и сейчас наверняка готовили отчёт для Сю Баня, сулило Сунь Цзуну немало проблем. Докопались ли эти щенки до имени Ду Цишаня? Сам Сунь, отправляя этих двух юнцов к Юй Мо, просто послал их на верную смерть: его бесило их усилившееся влияние в судебном магистрате, и покровительство канцлера Юань Цаньяо этим двоим. Но теперь под угрозой разоблачения оказался его собственный покровитель, и если Ду Цишань узнает, что именно он, Сунь Цзун, тому виной — ему несдобровать.

Но что делать? Сунь Цзун решил, что недурно бы навестить Ченя и Вана, и если их не удалось убрать людям Юй Мо, то почему бы это не сделать ему самому? При этом надо было спешить: если они сдадут отчёт Сю Баню — будет поздно. Он запасся пилюлями с ядом гу, и направился на улицу Весенних Рассветов, осторожно миновав дом Сю Баня, и приблизившись впотьмах к дому Ченя и Вана.

…Оба они в это время, решив больше не обсуждать возраст Суянской лисы, пили чай. И тут Сюаньжень, прервав чаепитие, поднял голову и принюхался.

— Нас ждёт большая радость, — известил он Ван Шэна. — К нам пожаловал Сунь Цзун собственной персоной. Хоть я и не помню, чтобы мы посылали ему приглашение или выражали желание видеть его.

— Зачем он идёт?

— Судя по запаху от правого рукава его халата, он хочет отравить нас ядом гу.

Шэн поднял брови. Яд гу для обычного человека был лишен вкуса и запаха. Чтобы получить его, нужно было посадить в горшок гадюку, сороконожку, скорпиона, жабу и паука. Они последовательно убивали друг друга, пока не оставался кто-то один. Он-то и становился поставщиком яда гу — главного орудия колдунов. А затевать приготовление нужно было в день Фестиваля драконьих лодок, выпадавший на пятый день пятого лунного месяца. От него тело начинало жечь огнём изнутри. Человека трясло в лихорадке, он терял аппетит и угасал на глазах. После таких ужасных мучений смерть виделась избавлением.

— Ясно. А пока он ещё не дошел, я надеюсь, ты вспомнишь, что в Чанъани нет тигров.

Теперь брови поднял Сюаньжень.

— А причем тут тигры?

— Да притом, что здесь выдать лисьи зубы за тигриные у тебя не получится. Не трогай его.

— Да я и не