Лекарь Империи - Сергей Витальевич Карелин

Я кивнул.

— Я все понимаю, Вероника. И ни в коем случае не настаиваю. Решение, конечно же, за тобой. Если ты захочешь проконсультироваться с кем-то еще, я тебя полностью поддержу. Хотя сама говорила что тебя профессора консультировали. Но, поверь, я знаю, о чем говорю. И я уверен, что смогу тебе помочь.

Обед закончился, и наша смена продолжилась.

Вызовы шли один за другим, но ничего по-настоящему интересного не попадалось. Бабушки с давлением, дедушки с аритмией, дети с простудой… Рутина, от которой к концу дня начинаешь чувствовать себя выжатым лимоном.

Единственный случай, который немного разбавил эту скуку, был вызов к молодому человеку, который жаловался на ужасную боль в животе, «как будто кол проглотил». Приехали, осмотрели.

Парень бледный, потный, живот напряжен, как доска. Вероника уже было заподозрила острый аппендицит или прободную язву. Но я, присмотревшись повнимательнее, задал пару наводящих вопросов.

Плюс незаметная консультация с Фырком, который тут же заглянул пациенту внутрь, и я быстро поставил диагноз: почечная колика. Камешек, маленький, но очень вредный, решил совершить путешествие по мочеточнику. Обезболили, госпитализировали. Вероника снова смотрела на меня с удивлением и уважением.

— Ну, двуногий, ты сегодня просто в ударе! — не преминул съязвить Фырк. — То древнее ДТП диагностируешь по шраму, то камни в почках находишь без рентгена! Скоро тебе и я не нужен буду! Сам станешь ходячим МРТ!

Я только усмехнулся. Без тебя, лохматый, было бы гораздо скучнее. Смена наконец-то закончилась. Я переоделся в свою обычную одежду и уже собирался идти домой, предвкушая заслуженный отдых, как у выхода из раздевалки меня остановила Вероника.

Она выглядела немного взволнованной, но решительной.

— Илья, — она подошла ко мне вплотную. — Я подумала над твоими словами. И… я согласна. Я хочу, чтобы ты попробовал мне помочь. В конце концов, что я теряю? Хуже, чем сейчас, наверное, уже не будет. А ждать приема у какого-нибудь светила медицины можно месяцами. Да и не факт, что они найдут причину. А ты… ты внушаешь доверие.

— Ого! — присвистнул Фырк у меня на плече. — А вот это уже интересно! Похоже, наша красотка решила рискнуть! Ну, двуногий, не подведи! А то я ей сам потом диагноз поставлю — «острая сердечная недостаточность на почве разочарования в адептах-самоучках»!

Мы прошли в одну из пустующих смотровых комнат на нашей подстанции. Этим кабинетом почти никто не пользовался, так что здесь нам никто не должен был помешать. Обстановка была спартанская: кушетка, стол, пара стульев, шкаф с медикаментами.

— Итак, Вероника, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более профессионально. — Тебе нужно будет лечь на кушетку, на живот. И… мне нужно будет, чтобы ты оголила спину и шею. Мне нужно будет поработать с мышцами в этой области.

Вероника как-то неестественно хихикнула. Полуигриво, полунервно. Ее щеки слегка порозовели.

— Ну, раз господин лекарь приказывает… — она сбросила свою кофточку, оставшись в тонкой блузке и юбке.

Потом, повернувшись ко мне спиной, она быстро расстегнула блузку и, немного помедлив, все же легла на кушетку, спустив блузку до пояса и подложив руки под голову. Ее спина была гладкой и загорелой, с изящной линией позвоночника.

Я глубоко вздохнул, стараясь сосредоточиться исключительно на медицинских аспектах предстоящей процедуры. Накинул на нее полотенце, чтобы не замерзла. А то кожа уже начала покрываться мурашками.

— Вероника, — я подошел к кушетке. — Мне придется дотрагиваться до тебя. Ты не против? Я же помню, ты не любишь прикосновений.

Она чуть повернула голову, и я увидел, как в ее глазах мелькнул какой-то озорной огонек.

— Ты же меня на кровати перекладывал, — усмехнулась она. — Делай, что считаешь нужным, господин лекарь. Я тебе полностью доверяю.

Я подошел к кушетке.

Вероника лежала на животе, ее спина была гладкой и беззащитной. Задача предстояла не из легких. Мне нужно было найти и устранить те самые мышечные зажимы и фиброзные тяжи, которые, по словам Фырка, и были причиной ее многолетних страданий.

Мой Сонар в таких тонких материях был почти бесполезен — он мог показать лишь общие контуры, грубые нарушения, но не такие вот микроскопические изменения в тканях. Вся надежда была на мои руки, знания анатомии и, конечно, на острое зрение моего пушистого консультанта.

— Ну что, двуногий, готов к ювелирной работе? — Фырк устроился у меня на плече, явно предвкушая интересное зрелище. — Проблемная зона — это в основном левая сторона шеи, область прикрепления лестничных мышц к первому ребру, и немного ниже, под ключицей, где проходит нервно-сосудистый пучок. Там такой… узел из старых рубцов и спазмированных волокон, что диву даешься, как она вообще еще головой вертит. И еще пара очагов напряжения вдоль позвоночника, в грудном отделе. Но с шеей — там самый цирк.

Я кивнул. Информация была исчерпывающей. Теперь дело за мной.

Я осторожно положил кончики пальцев на шею Вероники, в указанную Фырком область. Кожа была теплой и гладкой. Я закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться, направить свою «Искру» в кончики пальцев, превратив их в своеобразный сверхчувствительный сканер.

Я начал посылать крошечные, едва ощутимые импульсы энергии вглубь тканей, пытаясь нащупать те самые узлы и веревки, о которых говорил Фырк. Это было похоже на работу сапера, идущего по минному полю — одно неверное движение, слишком сильный импульс, и можно было сделать только хуже.

Руки двигались медленно, миллиметр за миллиметром исследуя напряженные мышцы. Вот оно! Я почувствовал это — плотный, болезненный тяж, уходящий куда-то вглубь, к первому ребру. Рядом — еще один, поменьше. Лестничные мышцы были твердыми, как камень.

— Да-да, двуногий, ты на верном пути! — подбадривал Фырк. — Вот эту гадость и нужно расслабить! Только не перестарайся, а то оторвешь ей там чего-нибудь ненароком!

Я сконцентрировал всю свою «Искру», направляя ее точечно, именно в эти спазмированные участки. Я представлял, как моя энергия проникает вглубь, размягчая затвердевшие волокна, снимая спазм, восстанавливая нормальный кровоток и лимфоотток. Это требовало огромной концентрации и выдержки. Пот стекал у меня по лбу, но я не обращал на это внимания.

Прошло, наверное, минут десять или пятнадцать такой напряженной работы. Я чувствовал, как под моими пальцами мышцы постепенно расслабляются, становятся мягче, податливее.

И тут я услышал тихий, прерывистый вздох. Вероника, до этого лежавшая неподвижно, вся сжавшись от напряжения и, возможно, от боли, вдруг обмякла, ее плечи опустились, а дыхание стало ровным и глубоким.

— Ох… —