Штурмовик из будущего-4 - Дмитрий Валерьевич Политов

пальцы экспата привычно и легко пробежались по тумблерам и переключателям на приборной доске. Бледное зеленоватое свечение окутало ее, дрогнули, оживая, стрелки на циферблатах. Дивин машинально зафиксировал в мозгу их показатели, включил зажигание и легонько тронул ручку сектора газа. Повернул голову и увидел, как чихнул левый двигатель, нехотя тронулись с места, проворачиваясь, саблевидные лопасти винта. Миг, и вот уже они превратились в прозрачный, невидимый круг. Звук упорядочился, стал ровнее и тише. Григорий оттянул «ухо» шлемофона, внимательно вслушался. Похоже, полный порядок.

— Кощей, ты чего возишься? — ожили наушники, донося до летчика раздраженный голос Шепорцова. Ишь ты, комполка лично наблюдает за стартом. Нервничает, видать.

Дивин вздохнул. Как объяснить, что он не железный и что у него тоже внутри сейчас все дрожит. Одно дело летать над землей и совсем другое — над морской бездной. Не дай бог сверзишься с высоты, бултыхнешься и все, поминай, как звали. Сколько они продержатся в ледяной воде? Минуту? Две?

Григорий включил правый мотор, погазовал немного, потом установил единые обороты и замер в кресле, чуть откинув голову на бронеспинку. Он буквально всем телом ощущал, как дрожит в нетерпении «бостон», готовый сорваться с места и рвануть вверх, ввинчивая в темноту свое хищное акулье тело, загруженное под завязку смертоносными «гостинцами».

Механик выскочил перед застекленным носом торпедоносца, словно черт из табакерки. Замахал руками, показывая, что колодки убраны. А потом повернулся и быстрым шагом двинул по расчищенной рулежной дорожке, ведущей к взлетной полосе. И следом за ним медленно покатился самолет.

— Кощей, ты что, даже фару не включишь? — забеспокоился штурман в своем «гнезде» в носовой части кабины.

— Незачем, — отрезал Дивин, зло фыркнув. — Я и так все вижу. Достаточно, что штабные умники прожектор зажгли. А ведь просил же, чтобы все по-тихому сделали. Перестраховщики чертовы!

— Думаешь, в такую погодку немец пожалует? Брось, на небе ни зги.

— Не стоит гансов недооценивать. У них летчики великолепно подготовлены. Так что вполне способны нас навестить. Кстати, а как у нас с этим дело обстоит? Специально у Маликова интересовался. Из шестнадцати экипажей в «лунную ночь» могут летать восемь. А в «темную»? Молчишь. Ну так я тебе скажу: ни одного!

— Была охота попусту лясы точить, — нехотя проворчал Рутолов. — Поглядим, как ты в море себя проявишь.

— Вот ты…- Григорий едва сдержался, чтобы не выругаться. Знает ведь, что умеет, умеет экспат летать и днем, и ночью. А, поди ж ты, обидка взыграла за однополчан. Бухгалтер хренов! Таскается со своим пузатым, туго набитым картами и справочными таблицами портфельчиком, точно счетовод из колхозной артели. Подарить ему, что ли, для полного вживания в роль, нарукавники? Тем более, что после недавнего строжайшего приказа командования летать исключительно в штатском, без формы, документов и наград, в кабинах бомбардировщиков экипажи напоминали кого угодно, но только не блестящих сталинских соколов.

Закрылки во взлетном положении. Что ж, полетели. Самолет, точно застоявшийся жеребец, резво рванул вперед, едва только Дивин отпустил тормоза. Разбег…Хоп! Есть отрыв. Мотнуло привычно вправо-влево. «Бостон» наконец-то преодолел земное притяжение и медленно начал набирать высоту. Скорость? Норма. Не падаем.

Григорий нашел, не глядя, шарик крана уборки шасси и уверенно надавил на него. Вверх, до упора. Вот так! Легкий толчок, глухой удар, вспыхнули три красные лампочки. Порядок, шасси встало на замки. Очередь за закрылками. Тяжелая машина сразу стала на порядок легче и податливей управлению. Теперь только и остается, что внимательно следить за приборами, отслеживая заданный курс. Хотя, говоря по совести, какой там курс — разведка дала возможные координаты нахождения немецкого конвоя так, что смело можно положить на карту три лаптя и ориентироваться на них. Эх, когда только нормальные радары установят? Видел, правда, как-то экспат «бостон», оборудованный бортовой РЛС «Гнейс», но качество этой станции было — как бы это помягче? — не слишком обнадеживающим. Поговаривали, что американцы поставили в СССР по программе ленд-лиза какие-то свои радары, но на фронте их Григорию встречать не довелось.

— Идем к Севастополю, — скупо обронил Дивин для экипажа по внутренней связи. — Сейчас АНО[1] погашу, не паникуйте.

Экспат повел головой. Все, как положено, на кончиках крыльев зеленый фонарик справа, красный — слева. Тихий щелчок выключателя, и вот уже они погасли. Теперь за остеклением кабины непроглядная темень. Для штурмана и стрелка, разумеется, Григорий же прекрасно все видел в сером мареве.

— А оставить нельзя было? — ворчливо осведомился Рутолов.

— Боишься, никак? — со смешком поинтересовался летчик. — Может, тебе еще фару посадочную включить?

— Да пошел ты!

Ну вот, обиделся. Жаль. Только неохота объяснять штурману, что для него — Дивина — огоньки на крыльях являются фактором отвлекающим. Так вот заглядишься на них, и все, пиши пропало — мигом потеряешь пространственную ориентировку. И хрен разберешься, где верх, а где низ. Страшно это, когда по неопытности, или же от сильного нервного перенапряжения пилот оказывается в подобной ситуации. Начинает ему вдруг казаться, что самолет летит вверх колесами, начинает дергаться, крутить штурвалом и…море внизу, не забыли?

Высотомер накрутил пятьсот метров. Поколебавшись, Григорий решил пока не лезть дальше и перевел «бостон» в горизонтальный полет. По нынешней погоде высота чревата обледенением. Это внутри кабины красота: тепло и мухи не кусают, а за бортом ведь лютая стужа. Нет, можно, конечно, включить антиобледенительную систему, что подает спирт на винты двигателей, но тогда осколки рассыпающейся ледяной корки начнут противно барабанить по фюзеляжу, словно осколки зенитных снарядов. Неприятные звуки.

Дивин глянул в окно. Серая дымка окутала машину со всех сторон и появилась полная иллюзия того, что торпедоносец неподвижно висит в воздухе на одном месте. Подняться повыше в надежде на то, что там чистое небо со звездами? Заманчиво. Но нет, покамест и так вполне подойдет. По крайней мере ни один вражина не подберется. Не найдут фрицевские «ночники» в этом густом мареве одинокий советский самолет.

Чем плох длительный крейсерский полет, так это своим однообразием. Наваливается сонливость. Можно, конечно, изловчиться, прикурить папиросу и подымить. Тем более, что у «американца» на этот случай даже пепельница в кабине пилота имеется. Но это спасает ненадолго.

Поболтать с экипажем? Теплее.

— Савелий, а что у нас в клубе из фильмов имеется?

Стрелок отозвался не сразу.

— Да репертуар известный, командир. «Чапаев», «Истребители», «Три танкиста».

— Короче, ничего нового. Этот репертуар я уже наизусть знаю. С любого места включай, так вместо актеров озвучивать могу.

—