Головы с плеч - Зои Хана Микута

Они остановились, тяжело дыша. Они знали, что не могут его убить, чтобы не обзавестись еще одной аурой смерти. Они не желали оставаться в Стране Чудес ни днем дольше, чем это было необходимо.

Он не отдал головы. Вероятно, потому что он их не брал; на самом деле, Каро это знала и решила, что Икка тоже это знает. Они возвращались в лагерь в полном молчании. Они не стали ужинать и долго лежали под своим навесом из веток и листьев, и Икка не обняла ее перед сном, как обычно делала. Каро знала это, потому что Икку тошнило, как и Каро, и вес ее рук, и всех пальцев, и крови, запекшейся под ногтями, усиливал тошноту.

Прошло две недели. Они попытались убить двух Святых и оба раза потерпели неудачу, оба раза чуть не погибли – так бывало очень часто, но сейчас неудачи действовали на них угнетающе. Каро больше не трещала насчет Петры и шикарной квартиры, которая ждала их в столице. Икка не рассказывала ей истории из книжек, даже не огрызалась на нее; бесстрастное выражение ее лица нервировало Каро. Они больше не болтали о магии, которую ощущали в своих душах, о магии, которая питалась Лесом.

Возможно, они все неправильно поняли. Возможно, это Лес питался ими.

Они совершили глупость, ступив под его своды. Страна Чудес заманила их внутрь, и теперь, и теперь…

«Она никогда нас не отпустит».

Каро лежала без сна однажды ночью, думая об этом. На сей раз она не могла запретить себе думать об этом.

«Я умру здесь».

Она боялась смерти. Особенно потому, что знала, как именно умрет, потому что знала: она могущественна, она, мать твою, выдающаяся ведьма.

Ее могло убить только одно существо, а она знала, как именно этим существам нравится убивать.

Она довольно давно не вспоминала о доме Муров, чтобы спасти себя и Икку от Святых, которых притягивала скорбь, но сейчас она не могла удержаться и подумала о том дне. Каро скомкала это воспоминание, спрессовала его в компактную черную точку и запихнула так глубоко в подсознание, что уже едва помнила свои чувства к Текке. Едва помнила, что Текка что-то для нее значила. И теперь она мысленно двигалась по дому, заполненному дымом, осматривая комнату за комнатой. Кухня, Ханна Мур, растянутая между стропилами, холл, утренний свет, красный от тел близнецов. Когда Кэресел поднялась на второй этаж и увидела Текку, эта картина не вызвала у нее никаких чувств; Каро видела только кровь, обмякшее, неподвижное тело.

Это не Текка истекала кровью на ковре в коридоре, у ног кошмарной твари. Это была Кэресел. На ее месте скоро будет Кэресел.

Каро была не такой. Лежа под навесом рядом с Иккой, очнувшись от кошмара, который был ничем не лучше реального мира. Она не была этим перепуганным до смерти ребенком, этой маленькой девочкой. Этот страх был ей несвойственен. Это была не она.

Потому что она никогда не поднялась бы, если бы была собой. Кэресел Рэббит не выбралась бы из-под одеяла в полной тишине и не оставила бы Иккадору Алису Сикл, которую любила всю жизнь – и думала, что будет любить до самой смерти, – без единого слова, без единого гребаного слова, не оставила бы ее одну, совершенно одну в Стране Чудес.

Она не опустилась бы на колени перед тайником, где они зарыли первую добычу, не уронила бы голову на землю и не взмолилась бы Ночи, прося прощения за то, что пользуется ею, умоляя о снисхождении Птиц. Она, ведьма, поклонявшаяся Ночи и Птицам, оказалась такой коварной, хитрой тварью. Хотя ее богам все равно, добрая она или злая.

Через минуту Каро вспомнила об этом.

Так что вместо этого она принялась молиться Икке. Ее шевелящиеся губы касались земли. А потом она поднялась с колен. И начала копать.

Головы не было.

Каро несколько мгновений смотрела в черную дыру, потом поползла ко второму тайнику. Вторая голова тоже исчезла.

– Нет. – Она засмеялась, шаря в земле в поисках третьей, потом четвертой, а потом снова засмеялась сквозь стиснутые зубы. – О нет, нет.

Ночь озарил синий свет.

Каро покинула свое тело. Она сильно рисковала, действуя наугад, но ей было все равно; она привела в действие магию, не зная, есть ли поблизости ворона, в которую можно вселиться. Но вот она очутилась в чужом теле, поднялась к небу, которое так редко видела из-под крон деревьев, навстречу лунному свету. Расправила крылья.

Какое-то время она парила; обычно полет ее успокаивал, но не сегодня. Она даже не поняла, что птица, в которой она находилась, разваливается, пока не села на ветку сосны и не очутилась среди целой стаи, но это было даже к лучшему. Она использовала первую птицу для «заражения».

Она каркнула. Звук завибрировал в ее крошечном горле и вырвался из клюва. Он разорвал ее тело на части, и клочья птицы обрызгали ее сородичей, как капельки слюны. Когда Каро пришла в себя – одна рука ее повисла над пустой ямой, – она почувствовала, как вороны вздрогнули и замерли, услышала шорох их перьев. Теперь они принадлежали ей.

И они распространили ее влияние дальше. Она «заражала» ворон Страны Чудес, она присутствовала в телах множества птиц, и ее сознание начало рассыпаться на крошечные точки. Когда Каро поднялась на ноги, ей казалось, что она варится заживо в собственной магии; синие капли падали на землю, и она ощущала жжение там, где они касались ее растрескавшихся губ. Но ей было все равно. Она уже нашла вора.

Каро могла бы приказать своим воронам, всем этим острым, подвижным кусочкам себя, обрушиться на него. Их было достаточно для того, чтобы растерзать подлую тварь; ей не нужно было даже делать ни одного движения. Но Каро хотела двигаться. Она хотела быть там, когда птицы будут выклевывать вору глаза.

Икка могла проснуться и увидеть, что ее нет. Она могла отправиться на поиски, увидеть пустые ямы и подумать что-нибудь не то – нет, почему же, как раз именно то.

Каро могла вернуться и обнаружить, что Икка проснулась и ненавидит ее, или могла вернуться и обнаружить, что Икка крепко спит. Каро могла носить эту тайну в душе, как носят семечко в кармане, и не обмолвиться о ней ни словом – только в разговоре с собой, только для того, чтобы возненавидеть себя.

И поэтому она зашагала в чащу Страны Чудес