Ведьмы.Ру 3 - Екатерина Насута

Чтоб…

Будет засада, если в койке эта красавица седою старухой обернётся. Как он там сказал? Ягинья? Это вроде как Яга. Баба-Яга, костяная нога. Сходится же! Чтоб…

— А принеси-ка, — посох ткнулся в грудь, перебивая мысль. — Воды мне, раз уж помогать готовый. А то и вправду тяжко из колодца-то таскать…

Воды?

— А колодец где?

— Там вот, — посох повёл в сторону. — А ты… надумала я письмо написать подруженьке своей, да перо гусиное затупилось. Новое надобно. Поди-ка, добудь, раз уж всё одно явился…

Земеля спешно направился к колодцу. Нет уж, лучше вода, чем эти твари, каждая с человека ростом. Мутанты хреновы. С ними тоже надо будет что-то сделать. В зоопарк сдать? Или, может, продать? Тому же Хозяину. Он любит всякую странную хрень.

Колодец был сложен из огромных круглых камней. На первый взгляд. На второй же стало ясно, что это и не камни вовсе, но черепа человеческие.

Чтоб…

А если маньячка? Если она в первую брачную ночь и ножом по горлу? Или… ведро висело на перекладине, и в колодец улетело с тихим звоном, плюхнулось внизу о воду да и ушло в неё.

Нечисть.

Нежить.

Вот… вляпался. А жил себе тихо. Нормально жил. Не хуже других. Место своё нашёл и знал его, не лез, куда не надобно, а всё одно…

Руки взялись за ворот, толкнули, заставляя повернуться.

Раз.

И другой. И скрипел тот, да тянул воду. Тяжело. И с каждым поворотом тяжелее. Вспомнился вдруг Сивер, дружок старый, с которым Земеля бизнес начал, а потом… одному всяко проще. А Сивер уж больно чистоплюйствовал. И того ему жаль, и этого. Так дела не делают. Если каждого жалеть, сам на паперти окажешься. А потом Сивер вовсе решил уйти.

Потребовал выкуп за долю.

Смешной.

Теперь вон в пропавших числится. Земеля его тогда сам… тогда не было других, кому такое дело поручить можно. Зато фирма ему отошла. И иное имущество. Чистоплюй полагал, что откупится, если дарственную отпишет… отписал. Вдова потом пыталась доказать, но у Земели уже появились правильные друзья.

Мелькнуло её лицо.

А что, сама виновата. Сидела бы тихо, так и жила бы. Да, бедно, но ведь жила бы… самоубийство… и следом вдруг пошли лица. Одно за другим, одно за… с каждым поворотом.

Мужчины.

Женщины.

Девки… дуры… сами дуры… куда лезут? Работа за границей… ага… приватные танцы, никакой проституции… но он же не силком их тащит. Сами прутся, сами верят, сочиняют себе сказку, а он лишь делает свою работу. Ведро тяжелело, делаясь вовсе неподъёмным, но Земеля откуда-то знал, что если отпустит, то с ним и улетит. Руки приросли к рукояти ворота, гладкой такой, неудобной.

Он хотел закричать, что не убивал… не сам убивал… другие.

Он не виноват!

Не…

— Аккуратней, — поверх его руки легла чужая, показавшаяся обжигающе горячей. Она и не позволила ведру сорваться. — Что-то ты, хозяин, ослаб совсем…

Шикушин? Ишь, скалится…

И ворот скрипнул, а ведро, вдруг разом утративши былой неподъемный вес, поднялось.

— Куда нести, хозяюшка… — и голос такой весёлый.

Раздражение нахлынуло. Чего он веселиться? Не понимает, во что вляпался? Или не чувствует? Этого вот, как давит, душит что-то невидимое, запирает воздух. И кожа начинает зудеть, чесаться.

И вовсе…

— Д-добыл перо? — уточнил Земеля, усилием воли подавив ярость.

Не сейчас.

Потом.

Выберется и сочтётся со всеми. И с Лешим, что стоит у раскрытых ворот да переступить тоненький ручеёк не смеет. И с этим, в пиджачишке… на него сколько надежд возложено было. Тоже мне, аферист-бесхребетник… как играть без оглядки, так это может. А как… и тот, белобрысый, не уйдёт. Нельзя отпускать. Слишком многое видел.

Узнал.

Вопросы пойдут… нет, долг Земеля спишет, как и обещал. А там… с Шикушиным сложнее. Но, глядишь, нечисть его и сожрёт… и с нею он управится.

После.

Он прижал локтем сумку.

— Что ж, добыли, от и ладно, — девица оскалилась, и в какой-то момент тень легла на лицо её. И белая кожа стала ещё белее, и почудилось, что проступает под нею, натянутой, череп. И что вовсе она…

Хозяин так просто не спустит, если эти навредят. Не потому, что Земелю жаль. А потому что сам он привык повелевать. И значит, найдёт способ накинуть петлю на белую эту шею… или сам, или через иных спецов.

Думалось об этом радостно, предвкушающе.

— Притомились? Хороша водица… — она подошла и хромота прежняя стала ещё заметнее. А в руках появилась резная штука, вроде ковшика в виде лебедя. Шея длинная, сам белый да красным расписан. Красное горит бусинами яркими. — Налей, будь добр…

Шикушин ведро поднял и аккуратно накренил. А девица с усмешкою воду ему и протянула.

— Рискнёшь?

— Отчего бы и нет, — ведро он поставил и ковш взял. Выпил и поклонился. — Спасибо, хозяюшка. Вкусная вода. Давно не пил такой, чтоб студёная да сладкая.

— Вот, стало быть, как… — она наклонила голову, вперив взгляд чёрных глаз в него. — И сильно сладкая?

— Почти как мёд…

— И где ж ты, молодец добрый, со смертью успел сплясать?

— Да… случалось… извини, клятву дал. И подписку. Так что не могу.

— Клятва держит? Так омойся и спадёт.

— Клятва, может, и спадёт. А слово данное останется. Потому, извини.

И снова кивает, щурится с насмешкою.

— Но не думай. Сам я здоров, если так-то. Справка вон даже имеется.

Как не быть, когда Земеля эту троицу на медосмотр отправил, чтоб уж точно потом без претензий.

Девица кивнула и повернулась к Земеле, и уже ему ковш протянула.

— Рискнёшь ли водицы испить, жених? — произнесла она этак, с насмешкою. Ковш показался горячим и будто бы живым. Тогда-то и стало видно, что из черепа он сделан, к которому и примостили ручку-шею лебяжью. А череп человеческий. Земеля вздрогнул и с трудом сдержался, чтобы не отбросить этот ужас. Он даже сумел к лицу поднести, но в нос пахнуло болотом, гнилью.

И это пить?

— Я… не хочу пить, — ответил Земеля, ковш возвращая. — Спасибо.

— Твоя воля, — она не настаивала, но рученькой взмахнула и ковш растворился в воздухе.

Девица чуть прищурилась. А Земеля подумал, что, как найдёт способ сладить с Лешим, то и от неё избавится. Желание стало острым, почти непреодолимым. Он прямо увидел, как смыкает руки на этой по-лебяжьему длинной белой шее.

И моргнул, прогоняя видение.

И мысли эти, совершенно лишние. Не время для таких мыслей.