Мстислав Дерзкий часть 1 - Тимур Машуков

— Дед Славик, ты уверен? — в голосе Натальи проскользнула тревога.

— В чем? В том, что в состоянии поставить на место блудливую хамку? Конечно.

— Ах ты, старый пердун!!! — завелась та. — Я вот хотела тебя пожалеть, но теперь пощады не жди! Сегодня твой старый зад вспомнит, что такое боль.

— Вот. Кабацкие девки так и говорят, — неодобрительно покачал я головой. — Ты бы ей рот с мылом помыла, госпожа. Иначе быть беде.

— Хватит болтать! — Вера ярилась, явно накручивая себя перед боем. — Я не Тихомир и щадить тебя не буду! Готов? Ну тогда ло…

Договорить она не успела.

Образ воздушного орла, еще ни разу мной не испробованный. По легендам, он давал огромную скорость своему хозяину, во время передвижения превращая его в неуязвимого призрака, не видимого никому. О нет, полностью его использовать было нельзя, но вот на долю секунды очень даже можно, если осторожно.

Она еще произносила свои угрозы, как мое тело мгновенно оказалось у нее за спиной. Резкий удар под зад, и она, почуяв мою магию, в тот же миг стала невесомой и понеслась к защитному барьеру, куда со смачным звуком и впечаталась, обретя тяжесть. А после сползла на землю, вырубившись от удара.

— Ну вот как-то так, — хрустнул я шеей, а после аккуратно поставил деревянный меч на стойку. Пусть и тренировочное, но все же оружие, а значит, надо к нему проявить уважение.

Тишина. Тихомир стоял, вытянувшись в струнку, его лицо было каменным, но в глазах читалось дикое, нечеловеческое удовольствие.

Наталья же смотрела то на меня, то на бесчувственную Веру, прикрыв рот рукой, в ее взгляде бушевала буря — шок, ужас и… Да, черт побери, подавленное восхищение.

Тишину разорвал вопль.

— Ах ты гад!!! — донесся вопль очнувшейся разъяренной девки. — Ты труп!!!

Вера поднялась на ноги, вся перемазанная в пыли, с бешеными глазами. Ее хитросплетенная высокая прическа растрепалась, из носа текла тонкая струйка крови.

— Сейчас ты сдохнешь!!!

Эфир забурлил, и я понял, что теперь все по-серьезному. Воздух затрещал, зашипел. Над ее поднятыми ладонями сгустились и завертелись два шара из воды, но не простой — тяжелой, плотной, налитой силой. В них плавали осколки льда, острые, как бритвы.

Я вздохнул. Глубоко и устало. Ну что ж, значит, совсем уж дура. С первого раза не поняла. Значит, будем учить. По-настоящему.

Я даже не сдвинулся с места. Просто вытащил из-за спины уже свой меч. Сталь запела, выходя из кожаных объятий, холодный, знакомый вес лег в руку, успокаивая, наводя порядок в мыслях. Древние руны на клинке, вытравленные кровью и серебром, слабо тлели синеватым светом, чувствуя рядом магию. Я ощущал его жажду крови, но не сейчас. Стыдно проливать кровь своих, пусть и таких глупых…

Черт, кажется, я реально превращаюсь в старика — очень уж на умные мысли тянет! Надо срочно восстанавливаться. Иначе душа примет изменения тела, и я могу таким и остаться.

— Прекрати, Вера! Это приказ! — крикнула Наталья, но ее голос потонул в свисте и грохоте.

Вера не слушала. Она была вне себя. С визгом, больше похожим на крик раненой птицы, она швырнула в меня первый шар. Он летел, крутясь, с воем разрезая воздух, готовый разорваться градом ледяных бритв.

Я не стал уворачиваться, а просто сделал короткое, отточенное движение мечом. Не рубящее — точное, как удар иглой. Кончик клинка встретил ядро водяного шара, и магия, вложенная в сталь, дрогнула. Шар не взорвался — он сдулся с жалким хлюпающим звуком, лишь обрызгав меня ледяной водой. Осколки льда, потерявшие силу, царапнули одежду и упали на землю.

Лицо Веры исказилось в гримасе ярости. Второй шар полетел следом, больше, сильнее. И третий, который она начала формировать сразу же.

— Ты утомила меня, девочка, — проворчал я и пошел на нее.

Я не бежал. Шел. Спокойно, мерно, как жнец смерти, выходящий на поле. Ее шары летели в меня — я парировал их тем же точечным уколом, рассеивая магию, заставляя воду литься бесполезными ручьями. Ледяные осколки отскакивали от стали, оставляя на ней белые риски.

— Стой! Стой, тварь! — выла она, отступая, и в ее голосе впервые прорвалась не ярость, а паника.

Она метнула в меня сосульку размером с копье. Я отбил ее в сторону, и она вонзилась в землю, как стрела.

— Магия — это не фейерверк, — сказал я, приближаясь. Мой голос был спокоен, почти монотонен. — Это воля. Точность. А ты — порывиста. Слепа. Тратишь силы на красивые всплески.

— Заткнись! — она попыталась создать под моими ногами ледяную ловушку.

Я просто перешагнул нарастающую наледь, даже не взглянув вниз. Мои ноги знали, как наступать и куда, чтобы не вляпаться в чужую магию.

— Ты смотришь на мои руки, а не в глаза. Видишь меч, а не меня. Ошибка.

Она отошла к самому барьеру. Дальше отступать было некуда. Замахнулась для очередного заклинания — что-то сложное, с плетением пальцев и визгливым заклинанием на древнем языке.

Я не дал ей закончить.

Мой меч описал короткую дугу и плашмя, со всей дури, треснул ее по пальцам, сбивая начинающийся жест.

Она вскрикнула от боли и невысказанного заклятья, которое обожгло ей губы.

— Руки! — рявкнул я, как сержант новобранцам. — Держи выше! Или их отрубит первый же, кто будет тебя серьезно атаковать!

Она ахнула, зажала покрасневшие пальцы. В ее глазах читался настоящий, животный ужас. Магия вокруг нее дрогнула, поплыла.

И тут я увидел ее главную ошибку. Ту самую, что всегда совершают маги, слишком уверенные в своей силе. Она пыталась собрать новый, еще более мощный шар, забыв обо всем на свете — о стойке, о защите, о том, что перед ней воин с острым куском стали.

Я рванулся вперед. Не с помощью магии — на своих двоих, но с такой яростью и скоростью, на какую был еще способен. Мой меч свистнул, отвлекая ее. Она инстинктивно отпрянула, подняла руки для защиты, и на мгновение открылась.

Вот сейчас.

Я не стал бить мечом, а снова оказался сбоку от нее, левая рука — жесткий захват ее запястья с зачарованным кольцом, правая — бросила меч в ножны (он вошел с удовлетворенным щелчком) и схватила ее за шею сзади, не давая ей вырваться или запрокинуть голову для заклинания.

— Отпусти! — захрипела она, пытаясь вывернуться, брыкаясь. От нее пахло страхом, потом и сгоревшей магией.

— Успокойся, гадюка, — прошипел я ей прямо