Французский полтергейст - Василий Анатольевич Криптонов

— Это другое. Это я про других женщин говорил, в целом, абстрактно. А Татьяна — вещь конкретная. Я, понимаете ли, как скульптор. Да, я привык к определённому типу глины, с которым мне комфортно работать. Но вот мне в руки попадается слиток золота! Что правильнее: работать по золоту, или же вынудить золото обратиться в серую и невзрачную глину?

— Вот теперь, когда вы огорошили меня этим риторическим вопросом, я, в свою очередь, тоже вынужден спросить: какие у вас, наконец, намерения в отношение моей дочери? О том, что помолвку она разорвала, вы, полагаю, уже знаете. В вину вам этого ни коим образом не вменяю, и отвечать за это вы не должны, но просто так, для сведения.

— Намерения я озвучу.

— Когда же?

— Сегодня… Завтра. Не знаю. Я что сказать-то хотел: на службу сегодня не явлюсь. Всё равно занятий моих нет, так я тут один вопрос, тесно связанный, решить хочу.

Хотел я отыскать Серебрякова, поднять его, даже если для этого понадобится помощь некромантов, столь презираемых Борей, и выспросить, что же мы такого решили вчера насчёт всей этой истории. Что решение было принято — я прекрасно помнил, мы даже в честь этого на столе танцевали. Однако когда я со стола спрыгнул, подробности из памяти как-то вылетели.

— Решительно невозможно, и вы предупреждаете мою просьбу.

— Ах да, вы же с просьбы начинали…

— Как вы знаете, господин Старцев…

— Слышал, да.

— Место декана занять некому.

— А замдекана?

— Замдекана — это, собственно говоря, Арина Нафанаиловна и была.

— Надо же, как совпало…

— Я вас уверяю, там просто административная работа, вы, с вашими талантами, освоитесь моментально!

— Федор Игнатьевич, да вы смеётесь⁈ Это же факультет стихийной магии! Я-то к нему каким боком вообще?

— Вы, прошу меня извинить, по документам — маг-стихийник.

— Ну, может, конечно, и маг. Может, и стихийник. Но деканом⁈

— Поверьте, я бы с удовольствием поставил кого-то другого, но — некого! Видит бог, некого! И все коллеги, между прочим, задают мне вопрос один и тот же, а именно: когда я вас на эту должность поставлю. Вы, в некотором роде, знаменитость, и вашего возвышения, скажем так, ждут. Ну что вы на меня так хмуро смотрите? Это прибавка к зарплате и существеннейшая! А кроме того, вашу кафедру мы к стихийному факультету и припишем. Секретарь вам полагается. Заместителя сами назначите. И в случае чего — я вам помогу всенепременно. Соглашайтесь, Александр Николаевич, выручайте!

— Вот — жопа вы, Фёдор Игнатьевич, самая настоящая, уж простите за выражение.

— Спасибо! Спасибо, Сашенька, я вам так благодарен!

— Только я работать не буду всё равно.

— И не надо, конечно, не работайте. Да что там работать? Только портить всё. Там и Старцев не работал.

— А преподавание как же?

— Это я пока на себя беру. При всей моей вере в ваши таланты…

— И замечательно. И даже не претендую.

* * *

В свой родной обжитый кабинет я не пошёл. Сразу внедрился в кабинет Старцева. Там было весьма аскетично. Комнатка — чуть больше моей спальни. Диванчик имеется. Пожилая секретарша, узнав, что я пришёл княжить и владеть ею, долго молча меня крестила, глядя с такой благодарностью, что мне захотелось убежать. Я, разумеется, сдержался и всего лишь заперся в кабинете.

— Фух! Диль! Встань передо мной, как лист перед травой.

— Я тут.

— Вижу. А должна быть тут только одна нога, вторая же — там.

— В твоём кабинете? Чайник принести с вкусняшками?

— Вот знаешь, Диль, если бы ты не была фамильяром — я бы на тебе женился. Ты ж буквально мысли мои читаешь!

— Вовсе не читаю, а просто догадалась.

— Ай, ну тебя. Неси, в общем.

Пока Диль бегала, я быстро просмотрел бумаги на столе и нашёл дела в совершеннейшем упадке. Складывалось впечатление, что Старцев начал забивать на свои обязанности с первого сентября. Зрело что-то, кипело в его душе. Вот, например, списки по курсам. Тут подпись и печать ректора нужны. Это зачем тут лежит? Доклад в министерство об академических успехах — одна шапка напечатана на машинке. Заявление на академический отпуск, две недели назад подано, судя по дате. Портрет юной красавицы… Ба, постойте, да это же Арина Нафанаиловна! Вот так-так. Было из-за чего на дуэль-то пойти. Эк ее жизнь без любви истрепала да измочалила. Ну, ничего, глядишь, в медовом месяце ещё реабилитируется, наверстают там всё, что можно и нельзя.

— Вот, прошу: чайник, печенье, чашки твои все, а ещё там Вадим Игоревич стену испортил и спит.

— Сте… Чего⁈

— На диванчике твоём спит, пледом укрывшись.

— Так, стоп. Это уже интересно, я вынужден сам разобраться. Ты, Диль, садись и постарайся во всё это вникнуть, положи срочное отдельно, а что может подождать — ещё более отдельно.

Я вышел из кабинета, посмотрел на секретаршу.

— Я отлучусь ненадолго. За себя оставил помощницу, Дилемму Эдуардовну. Вы ей не докучайте и никого не пускайте в кабинет, пусть ждут в приёмной, если будет нужда.

Секретарша молча перекрестила меня, потом — дверь.

— Бог знает, что такое, — пробормотал я и вышел, бросив напоследок взгляд на дверь с табличкой «Заместитель декана факультета стихийной магии».

В моём кафедральном кабинете и вправду обнаружился изобильно спящий Вадим Игоревич Серебряков, не заметивший, как Диль ограбила занятую им жилплощадь. Памятуя доклад, я сразу же посмотрел на самую свободную стену, и у меня один глаз едва не вылез на лоб. Второй стоял смирно, мне так кажется более выразительным.

— Оч-чень интересно. Любопытно было бы узнать некоторые подробности. Вадим Игоревич! Вадим Игоревич, вставайте! Вы зачем мне в стену гвоздей наколотили, Вадим Игоревич? Откуда у вас вообще такие умения существуют? Вы же аристократ, в конце-то концов, да проснитесь же вы, право, это перестаёт быть остроумным!

Серебряков внезапно открыл глаза и посмотрел на меня таким чистым и ясным взором, каким не стыдно было бы узрить самое Бога. Как будто и не спал вовсе. Стремительно сел, практически тут же встал и, шевельнув усами, поглядел на стену.

— Поразительно, — сказал он. — И вправду вызывает некоторые вопросы…

— Как! И у вас тоже?

— Почему я здесь?

— Послушайте, это нечестно.

— Понимаю, всецело вас понимаю, Александр Николаевич. Себя понять не могу. Гвозди… Вы уверены, что это я?

— Да вот же, на полу и молоток валяется.

— Это ещё ничего не доказывает.

— На рукоятке ваш герб выжжен.

— Вправду… Это мне Дмитриев подарил, когда в реальном училище труд постигал. А что это, мой ящик