Моя чужая новая жизнь - Anestezya

разворочено бедро и, кажется, повреждено колено. Тут бы гипс наложить и показаться толковому хирургу. Господи, как они вообще выживали в таких условиях, когда зачастую всё, что можно сделать, — это залить рану спиртом и перебинтовать нестерильным бинтом?

— Я закончила, — улыбнулась я пареньку и, пользуясь тем, что он отвернулся забрать лампу, быстро сунула Фридхельму припасённый хлеб.

Сказать что-то уже не рискнула. Мы вышли, и я убедилась, что без оружия вытащить его отсюда нереально. Замков, понятное дело, здесь нет, зато есть бдительные часовые.

— А где у вас расположена… — я замялась. — Казарма? Или мне придётся жить в землянке для раненых?

Оставаться здесь я, понятное дело, не собираюсь, но не торчать же на морозе.

— Это тебе нужно узнать у нашего капитана, — Николай указал в какой стороне штаб.

Долго бродить мне не пришлось. Никифоров шёл мне навстречу.

— Справилась? — улыбнулся он.

— Сделала, что могла, — кивнула я. — Меня больше огорчает, что не хватает медикаментов. У нас как минимум трое в очень тяжёлом состоянии. Их бы в госпиталь перевезти.

— Дорога в госпиталь отрезана, — мрачно ответил он. — Как только получится прорваться, сразу же отправим.

— Мне следует вернуться к раненым?

— Да, но сначала обед, — он улыбнулся. — Пойдём.

Мы снова пошли по извилистому тоннелю.

— Ребята, у нас каша осталась? — спросил он. — Девушку бы покормить надо.

— А-а, это новая медсестричка, — мужчины задвигались, освобождая мне место. — Садись, сейчас сообразим что-нибудь. Вы тоже присядьте, погрейтесь, товарищ капитан. Чаю вон попейте.

— Это можно.

Мне протянули миску с пшённой кашей, к слову сказать, абсолютно пресной без малейшего намёка на соль, сахар. Благо, мне уже приходилось есть подобное. Сейчас главное набраться сил перед очередным побегом в лес. Честно, не представляю, как мы будем возвращаться. Карту мне пришлось выбросить. Ничего, главное сбежать, кое-что я всё-таки помню.

— Держи, — один из солдат протянул мне железную кружку с чем-то горячим. — Извини, всё, что есть, — он протянул мне сероватый кубик сахара.

— Спасибо.

— Ну что, Арина, давай знакомиться. Сама-то откуда будешь?

— Да я, можно сказать, почти местная, — осторожно ответила я. — В прошлом году закончила школу, хотела в медицинский идти учиться, а тут война. Пришлось по-быстрому заканчивать курсы медсестёр.

— Ничего, вот разобьём фрицев, потихоньку всё наладится.

— У тебя кто-то на фронте?

— Отец, — почти не вру.

Где сейчас мой дедуля? Наверное, уже и не свидимся.

— Это он так, товарищ Арина, пытается вызнать, имеется ли у вас друг сердца?

— Нашли о чём думать, — «смущённо» улыбнулась я. — Я для себя решила — сначала дело, а потом всякие романтические глупости.

Обручальное кольцо я предусмотрительно оставила, главным образом из-за того, что в Союзе большая масса народа их попросту не носила. Ну, серьёзно какие там побрякушки, когда страна выживала после войн революций и голода? Заподозрят ещё чего доброго во мне «контру буржуйскую» раз в золоте расхаживаю.

— Это правильно, — неожиданно вмешался Никифоров, с интересом поглядывая на меня.

Хм-м, а ведь он повёлся на мои правильные речёвки. Жалко, что этот интерес для дела никак не используешь. Мне нужно как-то ликвидировать часового, и тут, увы, без применения оружия не обойтись. Оглушить его я вряд ли смогу. С моим-то ростом — «метр с кепкой» — долго придётся прыгать, чтобы врезать по башке.

Мне стало противно от этих мыслей. Это же свои, русские! Те парни, читая о подвигах которых в учебниках, я восхищалась их мужеством и стойкостью. Не попади я тогда к немцам, возможно… Нет, я слишком дорожу своей жизнью и нервами и не стала бы добровольно лезть в эпицентр войны. Тем не менее, сейчас мне безумно стыдно за то, что я не могу быть на их стороне. Они смотрят на меня как на самоотверженную девчонку, что пришла сюда, не побоявшись трудностей, а я… Я думаю только о том, как устроить побег врагам своей родины.

Бьётся в тесной печурке огонь,

На поленьях смола, как слеза;

И поёт мне в землянке гармонь:

Про улыбку твою и глаза.

Про тебя мне шептали кусты

В белоснежных полях под Москвой.

Я хочу, чтобы слышала ты,

Как тоскует мой голос живой!

Ты сейчас далеко, далеко;

Между нами снега и снега.

До тебя мне дойти нелегко,

А до смерти — четыре шага.

Сердце снова перехватило от щемящей жалости. Сколько из них смогут вернуться домой? То, что я собралась сделать, снова сдавило душу осознанием окончательного предательства, но я просто не могу по-другому. Любовь не признаёт правил и принципов. Я хочу спасти своего мужа и я это сделаю. Любой ценой.

— Ты скажи, если что потребуется, — обратился ко мне Никифоров.

— Воды нужно побольше, — я задумалась. — И спирта, если можно.

— Я принесу, — кивнул он, и я поднялась следом.

— А этих… фрицев тоже проверить?

— Обойдутся, — хмуро ответил капитан. — Их