Возродившийся - Георгий Лопатин

Впрочем, тех, кто поведется на такие байки и заранее изнервничается, так что в итоге завалит комиссию, Дмитрий жалеть не собирался. КГБ не та структура, где могут работать доверчивые люди да еще со слабыми нервами.

Наконец кандидатов стали вызывать по одному. Дошла очередь и до Носова. Но все-таки слова провокатора заставили немного опасаться, ведь кто его знает, что в действительности происходит в стенах КГБ? Но нет, никаких стрессовых ситуаций не создавалось, все прошло чинно и пристойно.

Само медицинское обследование самое обычное. Кандидат проходит врачей-специалистов: терапевта, лора, хирурга, окулиста, невропатолога и прочих.

Несмотря на простоту формы, даже некоторую формальность, медкомиссия КГБ является делом очень серьезным, особенно ее чисто медицинская часть. Малейшее отклонение от установленной нормы в здоровье – и кандидат объявляется негодным для службы в КГБ. К примеру, зрение должно быть 100 %, включая и цветоощущение. Очкариков не принимают. Если раньше кандидат имел переломы костей, операции, серьезные заболевания – негоден.

Как потом узнал Дмитрий, для кандидата, поступающего в разведку КГБ, положение усугубляется еще и тем, что медкомиссию должна проходить и его жена, к здоровью которой предъявляются такие же требования, как к самому кандидату. Так что он невольно порадовался тому факту, что не стал заводить серьезных отношений, хотя кандидаток для этого было предостаточно.

«А то вдруг бы не прошла и меня бы срезали», – подумалось ему.

Врачи в КГБ настолько всемогущи, что повлиять на их решение не может никто. Но, как говорится в народе, законы для того и существуют, чтобы их обходить. И если создается ситуация, когда КГБ хочет принять кандидата, а врачи его не пропускают, то в ход пускаются дружеские отношения, подарки и прочее, которые в Советском Союзе гораздо сильнее законов.

Разве что второй этап медицинской проверки мог преподнести сюрпризы. Но не в случае с Дмитрием. А все дело в том, что проводили тесты на проверку сосредоточенности, слуховой и зрительной памяти. А с памятью у него все обстояло отлично.

– Поразительно! – воскликнул один из докторов. – Стопроцентный результат!

Дмитрий даже подумал, что зря так выделился, но потом решил, что в данном случае кашу маслом не испортишь.

Еще Носов помимо полиграфа имел опаску при проверке у психолога. Эти мозголомы не так просты и обмануть настоящего специалиста сложно, а надо думать в КГБ служат именно такие и… какого же оказалось его изумление, когда выяснилось, что никаких психологов в КГБ нет. Более того, как выяснил Дмитрий чуть позже, в СССР вообще не готовили психологов!!!

«Как так?! Психиатры есть, а психологов нет!» – удивлялся он.

Позже выяснил, что в СССР считалось, что психология – порождение буржуазного общества.

Он от этого тезиса только за голову схватился.

«Да что бы вас! Мы не только полимеры просрали вместе с электроникой, но еще и психологию, а вместе с ней и понимание людей и как результат – упустили все общество!» – зло думал Носов.

Дмитрий после таких «удивительных» «открытий» стал лучше понимать, отчего в КГБ такой большой процент предателей. Так для них все условия для работы созданы. Невольно начнешь думать, а не специально ли это все сделано засевшими на самом верху врагами? Но Носов все же склонялся к мысли, что это просто человеческая глупость, она как известно не имеет пределов.

«Кстати о птичках… Надо бы Полякова выследить и замочить в сортире, – вспомнил Носов о самом «громком» предателе. – И кто там у нас еще на Запад в это время работал?..»

Увы, в этом вопросе Дмитрий был не силен. Ну не интересовался данной темой. Но все же в памяти всплыло еще несколько имен, некий Лялин, Гордиевский, Пеньковский, ну и конечно Виктор Суворов который Резун. И на этом все.

«А собственно все ли они служили в КГБ? – призадумался Носов. – Могли ведь являться сотрудниками ГРУ. Тогда мне их точно не достать…»

Кроме того, Дмитрий не знал кто и когда пошел на предательство, так что с доказательной базой могло быть очень плохо, от слова «никак».

Но вообще, конечно, ситуация просто выбешивала своей тупостью. Из-за каких-то глупых предрассудков КГБ и ГРУ проворонили огромное количество врагов в своих рядах, хотя большую их часть можно было выявить чисто аппаратными методами на начальном этапе. Казалось бы, такие организации по определению должны использовать в своей работе самые передовые инструменты. Но нет…

– Вот уж правда иная глупость и косность мышления страшнее предательства…

Но, как понял Дмитрий, какой-то элемент психологической проверки все же имел место быть. Наверное, в чем-то даже еще более жесткий, чем у дипломированного психиатра. Потому как проверкой занимались съевшие собаку на живом общении с людьми сотрудники.

На летних каникулах Дмитрий снова переселился к бабе Настасье и шабашил на разгрузке вагонов. В свободное время снова брал уроки у знакомой репетиторши, на этот раз изучая немецкий язык.

Так же каждый день наведывался на почту. С телефонами плохо, вот и приходилось быть на связи таким образом. Где-то в середине лета на почте осталась заявка на связь от капитана Бутурлина, продолжавшего его курировать, пока его официально не зачислят в штат курсантов школы КГБ.

– С тобой хотят поговорить, – услышал Дмитрий в трубке телефона, когда позвонил своему куратору.

– Кто?

– Узнаешь. Запиши адрес…

Носову ничего не оставалось, как прибыть куда требовалось. Пройдя по Кузнецкому Мосту, оказались в Фуркасовском переулке, и вошли в помещение бюро пропусков КГБ. Через маленькое окошко Носов подал свой паспорт сотруднику КГБ в военной форме. Тот, внимательно сверив внешность Дмитрия с фотографией в паспорте, выдал разовый пропуск для посещения главного здания КГБ – Лубянки.

Носов с капитаном пересекли Фуркасовский переулок и подошли к главному зданию КГБ, расположенному