Винделор. Книга вторая - Роберт Д. Митрин

заставляли машину подпрыгивать, а щенка — скулить от неожиданности. Ночь за окнами была густой, как чернила, и только фары выхватывали из темноты куски растрескавшегося асфальта да редкие силуэты мёртвых деревьев, что торчали вдоль обочины, словно часовые забытого мира. Внутри фургона пахло ржавчиной и старой кожей, а слабое тепло от мотора едва пробивалось через холод, который, казалось, сочился из самой земли.

Илай смотрел в окно, но видел только своё отражение — бледное, с тёмными провалами глаз. Он чувствовал, как усталость сжимает его виски, как каждый толчок фургона отдаётся болью в затёкших мышцах. Щенок у его ног шевельнулся, ткнувшись холодным носом в ладонь, и Илай машинально почесал его за ухом. Это было первое живое тепло, которое он ощутил за последние дни, и оно, как ни странно, принесло слабое облегчение.

Винделор вёл фургон молча, его руки крепко сжимали руль, а взгляд был прикован к дороге. Но тишина между ними не была пустой — она была наполнена невысказанными мыслями, вопросами, которые никто не решался задать. Винделор бросил короткий взгляд на Илая, заметив, как тот гладит щенка, и уголки его губ дрогнули в лёгкой улыбке.

— Ты его оставишь? — спросил он, наконец, нарушая молчание.

Илай пожал плечами, не отрывая взгляда от окна.

— Если он сам не сбежит, — ответил он глухо. — Здесь всё сбегает рано или поздно.

Винделор хмыкнул, но не стал спорить. Он знал Илая слишком хорошо, чтобы пытаться вытащить из него больше слов, чем тот готов был дать. Вместо этого он сосредоточился на дороге, стараясь не думать о том, куда они едут. Чёрное море, о котором говорила Марта, было где-то там, в неизвестности, и эта мысль одновременно манила и пугала. Он не верил в байки о золоте и оружии, но надежда, пусть даже призрачная, была единственным, что удерживало их от того, чтобы просто остановиться и сдаться.

Через несколько часов дорога стала шире, а тьма за окнами начала редеть, уступая место серому предрассветному сумраку. Фургон въехал в низину, где воздух был ещё холоднее, а в ноздри ударил запах стоялой воды и гниющей травы. Винделор сбавил скорость, заметив впереди очертания старого моста — ржавого, с провисшими балками, который выглядел так, будто мог рухнуть под тяжестью их надежд. Он остановил фургон, заглушил мотор и повернулся к Илаю.

— Надо проверить, выдержит ли, — сказал он, кивая на мост.

Илай кивнул, открывая дверь. Холодный воздух ворвался в салон, заставив щенка вздрогнуть и прижаться к его ногам. Илай вышел, захлопнув дверь, и пошёл к мосту, внимательно осматривая его. Винделор последовал за ним, оставив фургон позади. Мост скрипел под их шагами, металл гудел, но держался. Илай остановился посередине, глядя вниз, где в мутной воде отражались первые проблески света.

— Похоже, выдержит, — сказал он, но в его голосе не было уверенности.

Винделор кивнул, но его взгляд задержался на горизонте, где небо уже начинало светлеть. Там, вдалеке, что-то блестело — может, вода, может, мираж. Он вспомнил слова Марты о Чёрном море, и в груди шевельнулась та же смесь надежды и сомнения, что преследовала их всю ночь.

— Думаешь, оно существует? — спросил он, не глядя на Илая. — Это море.

Илай долго молчал, его пальцы сжали перила моста, и ржавчина осыпалась под его ладонями.

— Не знаю, — наконец сказал он. — Но если оно есть, я хочу его увидеть. Хоть раз в жизни увидеть что-то, что не пытается меня убить.

Винделор усмехнулся, но в его смехе не было радости — только усталое согласие. Они вернулись к фургону, и мотор снова заурчал, унося их дальше, в неизвестность. Щенок, устроившийся у ног Илая, тихо поскуливал, словно чувствуя, что их путь только начинается.

Рассвет пришёл медленно, словно нехотя, заливая мир бледным, холодным светом. Дорога петляла через пустоши, где трава давно пожухла, а редкие кусты торчали, как обугленные кости. Фургон двигался ровно, но каждый толчок напоминал о том, как хрупок их план. Илай смотрел на щенка, который теперь спал, свернувшись в клубок, и думал о том, как странно, что даже в этом мире, полном ржавчины и смерти, всё ещё находятся те, кто доверяет. Он не знал, что ждёт их впереди — Чёрное море, пустота или что-то совсем иное. Но в этот момент, с тёплой шерстью под пальцами и урчанием мотора в ушах, он чувствовал, что, может быть, ещё не всё потеряно.

Глава 18

И 19

Глава 18.

Фургон Ролта выскользнул из города под покровом ночи, оставив за собой скрипучие ворота и хмурых стражей, чьи силуэты растворялись в темноте. У выезда их остановили двое в потрёпанных шинелях, с фонарями, чьи жёлтые лучи выхватывали из мрака их обветренные лица, словно вырезанные из старого дерева. Винделор опустил стекло, и в кабину ворвался резкий ветер, пропитанный сыростью и запахом угольного дыма, что витал над городом.

— Назовись, — пробурчал один из стражей, щурясь в полумраке.

Винделор молча протянул руку. В его ладони лежали две монеты «Тридцать первого» — старые, с истёртыми гранями, но увесистые, — и новенькая фляжка с выгравированным драконом, чьи чешуйки поблёскивали в тусклом свете. Второй стражник взял фляжку, провёл пальцем по узору, хмыкнул, будто прикидывая её цену. Первый сгрёб монеты, звякнув ими в кулаке, и отступил.

— Проезжай, — махнул он, отворачиваясь. Его напарник уже разглядывал фляжку, словно мысленно торговался с невидимым скупщиком.

Фургон тронулся, колёса зашуршали по гравию, и город начал таять в серой дымке. Ветхие дома, кривые улочки и тени чужой зависти тускнели за спиной, пока дорога не вывела их к голым полям, покрытым инеем, словно застывшим дыханием зимы. Ночь дышала холодом, но в движении было что-то очищающее, будто они сбрасывали с плеч невидимый груз.

В кабине царила тишина. Рэй, худой серый щенок с торчащими рёбрами, свернулся у ног Илая, поскуливая во сне. Илай смотрел в окно, сжимая винтовку на коленях, его лицо озарял слабый свет луны, что пробивался сквозь облака. Винделор бросил на него взгляд — тёмные круги под глазами друга казались глубже, чем обычно, — и кашлянул, разрывая молчание.

— Что с тобой творится? — спросил он, не отводя глаз от дороги, где тени полей сливались с горизонтом.

Илай резко повернулся, брови нахмурились.

— А что со мной? — бросил он с хрипотцой,