Винделор. Книга вторая - Роберт Д. Митрин

— Ты сам не свой, — продолжил Винделор, голос его был ровным, но с тёплой ноткой. — И собаку эту притащил.

Илай глянул вниз. Рэй приоткрыл глаза, ткнулся холодным носом в его ладонь. Уголки губ Илая дрогнули в едва заметной улыбке.

— Это Рэй, и он теперь с нами, — сказал он, пытаясь отшутиться. Голос смягчился, в нём мелькнула тень прежнего Илая — того, что был до города, до изнуряющей усталости. Но тут же он замолчал, глядя в темноту за окном. — Я вымотан, Винделор.

Винделор ждал, не торопя. Илай сжал кулаки, голос стал тише, почти надломленным.

— Я не знаю, зачем мы тащимся к этому проклятому морю. Почему всё так тяжело? Почему разочарования липнут ко мне, как пепел? Почему Мира бросила меня и ушла?

Рэй заскулил, положив голову на колено Илаю, будто чувствуя его боль. Винделор протянул руку и сжал плечо друга — крепко, но без лишней силы.

— Это жизнь, Илай, — сказал он, глядя на дорогу, где поля уступали место тёмной кромке леса. — Все во что-то верят. Мик молится каждый вечер над своей потрёпанной книжкой, веря в своего бога. Нэн верила, что её карты укажут «Тридцать первому» новый путь, и чертила их до последнего вздоха. Саймон таскал нас по своему заросшему городишку, будто это сокровище, и гордился им, как дворцом. Я верю в Чёрное море. Если оно не станет домом, всё было зря. Но я верю — как Мира верила, что найдёт что-то лучше, сбежав отсюда.

Илай стиснул зубы, глаза заблестели от слёз.

— А я устал, — прошептал он, и слёзы скатились по щекам, оставляя мокрые дорожки. Он вытер их рукавом, но голос дрогнул сильнее. — Так устал…

Винделор крепче сжал его плечо, но промолчал. Рэй тявкнул, ткнувшись носом в руку Илая, и тот потрепал щенка по голове, шепнув:

— Ты хоть не бросишь, а?

Мотор кашлянул, фургон дёрнулся и заглох. Машина замерла посреди белого поля, окружённого тёмной каймой леса. Илай ударил кулаком по приборной панели, металл загудел.

— Вот же идиоты! — выкрикнул он, голос сорвался в хриплый смешок, тут же утонувший в судорожном вдохе. — Даже топливо пожалели из зависти!

Слёзы ещё блестели на его щеках, но в этом вскрике было что-то живое — не просто истерика, а искра того Илая, что ещё мог бороться. Он вытер лицо рукавом, тяжело дыша, а Рэй лизнул его пальцы, будто подбадривая.

Винделор молча вылез из кабины, хлопнув дверью. Достал из рюкзака карты Мика и Нэн, присел у обочины, где иней сверкал под луной. Пора было выбирать путь. Илай остался внутри, глядя на щенка, и тихо пробормотал:

— Ну что, Рэй, дальше пешком?

Щенок тявкнул в ответ, и впервые за долгое время в глазах Илая мелькнуло тепло, как отблеск далёкого костра. За окном поле белело инеем, лес темнел вдали, а ржавый фургон стоял одиноко — как памятник чужой зависти, оставленной позади.

Глава 19.

Лес гудел под порывами ветра, что гнал снег меж голых ветвей, словно дыхание зимы, вцепившейся в землю ледяными когтями. Наст хрустел под сапогами, его белизна слепила, как осколки давно расколотого мира. Шаги отдавались в тишине, что лежала тяжёлым покрывалом до самого горизонта. Винделор шёл впереди, рюкзак покачивался на плече, плащ, истрёпанный дорогами, цеплялся за чёрные стволы, покрытые инеем. Их ветви тянулись к небу, словно кости, забывшие тепло солнца. Карта Мика, сложенная вчетверо, лежала в кармане — хрупкий ориентир в этом море сугробов и теней. Илай шагал следом, сгорбившись под тяжестью рюкзака, дыхание вырывалось паром, тающим в морозном воздухе, пропитанном запахом хвои и сырости, что цеплялась к горлу, как дым угасшего костра.

Фургон остался позади, его ржавый остов гнил в степи, что теперь казалась сном, унесённым ветром. Рэй носился вокруг, серая тень на белом, его лапы продавливали снег, оставляя ямки, которые тут же заметало порывами, будто лес стирал их следы. Он ткнулся холодным носом в ладонь Илая, тявкнул, звонко и коротко, пробуя тишину на прочность. Илай бросил комок снега, что рассыпался в воздухе, как пепел старого мира. Рэй рванулся за ним, прыгнул, щёлкнул зубами, поймав пустоту, закружился, виляя хвостом, его шерсть облепило белым, сверкающим в тусклом свете. Илай смотрел на него, и слабая улыбка тронула его лицо, тёплая, как угли, что ещё тлели в груди. Он шагнул ближе, сапоги продавили наст, оставляя следы, которые таяли под бледным солнцем, низким и холодным, словно глаз, следящий из-за серых туч.

Винделор молчал, взгляд его цеплялся за тени меж стволов, дрожавшие в слабом свете. Он заметил след — широкий, не волчий, продавленный в сугробе у корней сосны, — и рука легла на нож у пояса, пальцы сжали рукоять. «Хорошо, что он с тобой», — пробурчал он, голос хриплый, как треск ветвей над головой, и отвернулся, пряча глаза под капюшоном. Мысль резанула, острая, как лезвие: Рэй — свет для Илая, но свет этот хрупок, как пламя в метели. Он вспомнил сестру — её шаги в ночи, когда город пылал, её тень, исчезнувшую в огне, когда он не успел оглянуться. Пальцы стиснули нож крепче, он ускорил шаг, будто мог уйти от этой памяти, но она цеплялась, как иней к его плащу, хлопавшему на ветру.

Шаги их отдавались в белом безмолвии, редкие, как удары сердца, что ещё держалось за жизнь. Ветер гудел в ветвях, осыпая снег с шорохом, что вился вокруг, словно дым угасшего костра. Лес тянулся вперёд, бесконечный, его стволы чернели на фоне белого, как кости старого мира, что Винделор оставил позади. Илай смотрел под ноги, где следы Рэя вились меж сугробов, и тишина, давившая на уши, стала невыносимо тяжёлой, как груз в груди. Он кашлянул, пар вырвался облаком: «Вин, а что дальше?»

Винделор замедлил шаг, бросил взгляд через плечо. Лицо его, обветренное, с лёгкой щетиной, казалось тенью усталости, глаза прищурены. «Идём, пока идётся», — ответил он, хрипотца цеплялась за горло, как мороз. «Карта есть, цель есть». Илай кивнул, промолчал, шаги его снова слились с тишиной, что лежала вокруг, мягкая и тяжёлая, как сугроб под ногами.

Рэй вдруг замер, уши дрогнули, он рыкнул, низко и тревожно, шерсть встала дыбом, глаза уставились в пустоту меж деревьев, где тень шевельнулась, быстрая и неясная. Винделор остановился, нож блеснул в руке,