Фаворит. Русские не сдаются! - Денис Старый

Несмотря на осаду Гданьска, этот пожилой мужчина вел переписку и со шведским королем, и конечно же, с французским зятем, со многими французскими вельможами, своими польскими сторонниками, в том числе и бывшими в эмиграции. Доставке почты благоприятствовало пока еще доминирование французской эскадры у Данцига.

Этот человек нынче ничего не писал, а ел и любовался. Заедал свои страхи, любовался своим богатством. Жирный гусь был почти съеден, вино почти допито. И вино было изысканным — не вульгарным, не венгерским, а французским. И как знать, был ли изысканным при жизни польский гусь — или, может, щипал пастушку за ножки. Но птица была жирная, о чем красноречиво говорили жирные пятна на салфетке, рукавах.

Мужчина, пусть его глаза и блестели от созерцания богатств, все равно не чувствовал абсолютное счастье. Да, глаза щипало, приходилось щуриться от блеска золота, но… Его выдернули из спокойной жизни во Франции, когда бывший политик уже занимался философией и проедал дарованный зятем пансион в две тысячи ливров. И вот… авантюра с польской короной. Скорее бы обратно во Францию!

— Только теперь я не буду примаком и кормиться за счет зятя. Теперь я сам буду кормить! — сказал Станислав Лещинский, щуря глаза, но не отводя взора от открытых сундуков.

Станислав Лещинский поднялся, принял величественную позу, будто бы прямо сейчас позировал художнику. Сарматские портреты, когда рисовали польскую шляхту максимально преувеличенно величественно, все еще были востребованы. И сейчас король без короны выглядел именно так… Преувеличенно. Он проиграл, но ведет себя, словно победитель.

— Бах-ба-бах! — очередной выстрел русских осадных орудий сбил настрой самопровозглашенного короля.

— Kurva russe lâche-moi! [фр.… русские отстаньте от меня!] — прокричал некоронованный монарх.

Лещинский вновь сел за стол, налил вина, чтобы утопить в нем страхи, отломал рукой гусиную ляжку, чтобы заесть обреченность. Посмотрел на письма, но не притронулся пока до важной корреспонденции.

— Ваше Величество, герцог де Дюрас пропал! — в покои считавшего себя польским королем Станислава Лещинского вошёл французский посол в Речи Посполитой Антуан Феликс де Монти.

Некоронованный король с презрением посмотрел на француза. Ладно от еды и питья, но провозглашённого сеймом короля отвлекли от созерцания своих сокровищ. В достаточно большом помещении просторного дома, который занимал в Гданьске Станислав Лещинский, стояли четыре сундука, наполненных, в основном, золотыми монетами и золотыми же украшениями. Лишь в малой степени серебром [Гданьск — польское название Данцига].

Эти сокровища были собраны непосильным трудом разграбления «русских» воеводств и поветов. Частью — это казна Речи Посполитой. Но предыдущий король оставил страну, скорее, с долгами, чем с доходами. Нет, магнаты все еще жили сытно, хотя и не считались уже богатейшими людьми Европы. А вот страна упала в бездну [Потоцкие, владетели порубежья с Россией, были верными соратниками Лещинского, и часть их средств могла быть у Лещинского].

— Как смеете вы меня, тестя вашего короля, отвлекать теми делами, к коим я не имею никакого отношения? — скривив на старческом лице недовольную мину, спрашивал Лещинский. — Какое мне дело до французского герцога, когда Франция меня оставила?

Французский посол отметил для себя, что даже для самоизбранного короля важнее то, что он является тестем Людовика XV. Тем самым Лещинский будто бы сам попирал ценность своей, польской короны.

А может быть, это не совсем оговорка? Французский посол знал наверняка, что выборы польского короля проходили нечестно. Лишь только папская политическая группировка на вальном сейме, да французская группировка были допущены к выборам.

Русская же партия, весьма сильная в последнее время, как и саксонская, большей частью не были услышаны, поскольку, что оказалось весьма удобным, находились на другом берегу реки, в предместье Варшавы, в Праге. А в самой столице верные Лещинскому люди перебегали с места на место и на разрыв голосовых связок рвали глотки, выкрикивая имя Лещинского. Другие это слышали, они кричали своего короля, Августа Саксонского. Тщетно, далеко были, за рекой. А потом просто было объявлено, что выборы состоялись.

— Для французской короны герцог де Дюрас весьма важен, ваше величество, — чеканя каждое слово, явно без пиетета, проговорил французский посол.

— Скоро тут, в Гданьске, многие достойные мужи сложат свои головы. Во имя Ржечи Посполитой и французских интересов изоляции России, — пафосно, задирая нос кверху, произнес Лещинский. — Стоит ли горевать о потери одного лишь мужа, пусть бы и герцога?

Посол старался не смотреть на те богатства, которыми заполнены большие сундуки. Все было открыто взору и сверкало. Посол сколько ни отводил взгляд, у него это не получалось. Де Монти понимал, что король специально не поспешил прикрыть от всеобщего обозрения выставленные на показ сокровища, чтобы, как это и присуще многим гонористым шляхтичам, похвастать богатством перед другими.

И это у Лещинского получалось. Де Монти и вправду позавидовал тестю французского короля.

— Думаю, великовельможный пан, какой из сундуков раздать моим верным подданным? — спрашивал Лещинский, попеременно посматривая на каждый из четырёх сундуков.

Это уже было явное издевательство. И французский посол внутри себя кипел от возмущения. Лишь только воля французского короля заставляла его терпеть высокомерие Станислава Лещинского.

И нет, Людовик XV не пылал жаркой любовью к своему тестю. Это лишь вопрос политики и престижа, когда французскому королю необходимо сохранить жизнь родственнику собственной жены.

Во время консультации у короля, а скорее, у министра иностранных дел Жермен Луи Шовлена, в присутствии короля Людовика XV, французскому послу намекнули, что не так важен Лещинский, как человек. Его ценность состоит только в том, что он родственник французского монарха.

Так что посол мог бы и послать куда подальше польского короля без польской короны. Мог, но не делал этого. Мало ли, как обернётся там, в Париже. Конечно, у короля больше власти имеют любовницы, чем даже жена. Но одну-две прихоти законной супруги Людовик всяко выполнит.

— Ваше величество, герцога нужно или выкупить, или освободить силой оружия. Мой король будет печалиться, если сие не произойдет, — всё же попытался настаивать на своём француз.

— Действуйте, де Монти! — сказал самопровозглашенный король, пренебрежительно махнув рукой в сторону двери. — Вот сегодня погрузим золото, а после я прикажу Потоцким связаться с русскими, чтобы они отпустили вашего герцога.

Французский посол прекрасно понял, что большего ждать от Станислава Лещинского не приходится. Тот всё так же сидел и смотрел на блеск золота, будто помешался умом. Весь ясно уже, как божий