Муля не нервируй… Книга 6 - А. Фонд

А с соседями я ещё разберусь. Но только чуть позже.

И я развернулся и отправился к Дусе.

И застал удивительную картину: Дуся, в новой югославской малиново-фиолетовой юбке и голубой кофточке (кажется, это тоже я ей дарил, только давно ещё), вертелась перед зеркалом, постоянно прихорашиваясь.

— Красота! — от души похвалил я.

Дуся вспыхнула и попыталась слиться с интерьером.

— Тебе бы ещё обувь соответствующую и вполне можно хоть сейчас замуж выдавать, — рассмеялся я. — ты обведи мне свою ногу на листочке и я, когда в следующий раз снова в Югославию поеду, тебе красивые сапожки привезу.

— А ты что, ещё туда собираешься? — всплеснула руками Дуся.

— Конечно, — кивнул я.

Дуся принялась споро собирать разбросанные по комнате вещи и прицепилась ко мне с расспросами:

— Муля, а как там Елизавета Петровна поживает? Как она выглядит? Ты встречался с нею, мне Надежда Петровна говорила?

— Встречался, — тепло улыбнулся я, вспоминая, как не хотела тётя Лиза со мной расставаться, как горько, навзрыд, плакала.

— И как она?

— Красивая. Умная. Успешная. Выглядит молодо, — охарактеризовал её я.

— Она всегда такая была, — согласно покивала Дуся. — Вот вроде смотришь — две сестры, а ведь такие разные! Елизавета вон какой учёный, в отца пошла, в Петра Яковлевича, царство ему небесное. А вот что Наденька в жизни хорошего совершила?

— Как что? — изобразил изумление я, — меня родила.

— И воспитала, — согласилась Дуся, — да, ради такого сына можно считать, что жизнь удалась.

— Нет, Дуся, — сказал я, — воспитала меня ты. И мой отчим.

При этих словах Дуся польщённо зарделась.

— Я же, считай, своей настоящей матерью тебя считаю, — сказал я, — хоть и не биологической. Как и Модеста Фёдоровича — отцом.

Дуся аж прослезилась от умиления, и я, чтобы окончательно не смущать её, перевёл разговор на другую тему:

— Как он там, кстати?

— Ох, Муля, — улыбка медленно сползла с Дусиного лица, — когда из конференции своей вернётся, сам всё увидишь.

Такой ответ меня не устроил, и я прицепился с расспросами:

— Что-то с работой не так?

— Да нет же, — даже замахала от возмущения руками Дуся, — ты же знаешь отца, у него с работой всегда всё чётко. А после того, как он в другой институт перешёл и нет этого противного Попова, так Учёные советы хорошо проходят, без нервотрёпки. Он даже на обед ходит. Хоть и не часто.

— А что тогда? Здоровье?

— Да бог с тобой, Муля! Он же нестарый ещё мужик, какие там проблемы со здоровьем! Это у меня, то поясницу ломит, то плечо болит. А ему ещё рано рассыпаться.

— Дуся, раз плечо у тебя болит, а давай я тебе путёвку в санаторий выбью? — предложил я. — Поедешь, подлечишься, а?

— Ой, Муленька! — умилилась Дуся, — балуешь ты меня.

— Так поедешь?

— Ну куда мне ехать! — возмущённо сказала Дуся, — как я вас тут всех брошу?!

— Но ведь плечо болит…

— А ничего страшного! — хохотнула Дуся, — я вон твою юбку, что ты из Югославии привёз, завтра на рынок ка-а-ак надену, и к ней эту кофточку! И ка-а-ак пойду туда! Сонька с Маруськой как увидят, так сразу ядом плеваться от зависти начнут! А ты знаешь, какой яд полезный для этого дела? Не только плечо болеть перестанет, но и всё остальное!

Она заливисто расхохоталась. А я за нею.

— Ладно, Муля, — стала серьёзной Дуся, — пойду-ка я переоденусь. Надо идти готовить. Ты, небось, за моими кулебяками в заграницах этих совсем соскучился. Вон как похудел, бедняга, на буржуйских харчах.

Я усмехнулся: Дуся, как всегда, заботливая. Сразу обратила внимание, что я похудел. Но ведь ей же не объяснить, что я специально собой занимаюсь. Потому что внешний вид — это важно.

— Погоди, Дуся, — задержал я её, — ты так и не сказала, что с отцом.

— А что с отцом? Всё хорошо с отцом. Ой, Муленька, надо бежать опару ставить, а то не успею к ужину. А я же тебя вкусненьким порадовать хочу…

И она ломанулась было к выходу из комнаты, но я разгадал её неуклюжую манипуляцию:

— Дуся! — сурово сказал я, — стой! Не надо кулебяк! Ты про отца говори всё, как есть! Что там происходит?

Застигнутая на попытке выкрутиться и схитрить, Дуся вся как-то враз сдулась, покраснела.

— Ох, Муля, — вздохнула она и тяжело плюхнулась на стоящий рядышком стул, — не нравится мне всё это…

— Что не нравится? — не понял я и возмутился, — да говори ты уже! Всё из тебя прямо клещами тянуть надо!

— Только ты ему не говори…

— Не скажу! — пообещал я, — рассказывай давай.

— Не нравится мне, как они с Машенькой живут… — практически простонала Дуся, густо покраснела и потупила взгляд.

Я удивился. Вот уж Дуся — эксперт в семейной жизни. Но виду не подал. Только сказал:

— Ты конкретно расскажи, что там не так?

И Дуся как начала рассказывать, у меня аж глаза на лоб полезли.

— Она ему не готовит совершенно! Так-то постоянно готовлю я, мне не трудно. Но было один раз, что Наденька в больнице была, два дня. Там небольшую операцию ей сделали, на ноге. И Павел Григорьевич сам дома был. Вот она и попросила меня присмотреть. Так я туда готовить бегала, и к Наденьке в больницу тоже. А здесь я наготовила впрок. И вот представь, возвращаюсь я через три дня, а всё, как было в кастрюльках в холодильнике — так и стоит. За три дня уже аж испортилось. А они бутербродами да баранками кусочничали. Ты представляешь, она даже разогреть поленилась!

— Так, может, потому что беременная она, — предположил я, — может, от запахов еды ей плохо?

— Ой, Муля, да что ты такое говоришь! — аж замахала руками от возмущения Дуся, — рожать — это природное женское дело. Нас боженька под это специально создал! И беременная — это не хрустальная! Раньше бабы и в поле рожали, и всё на себе по хозяйству тащили. И никто не смотрел, беременная там или нет!

Я промолчал. Так-то в чём-то она была права. В общем, спорить я не стал, только спросил:

— И на основании этого ты сделала вывод, что они плохо живут?

— Да нет же, — опять замялась Дуся. — Модест Фёдорович поставил диванчик на кухне, ты же видел?

Я кивнул, мол, видел.

— И в последнее время спит там.

— Ну, это тоже не причина делать такие выводы, — покачал головой я, — может, Машенька себя плохо чувствует и он не хочет её лишний раз тревожить…

— А