Адвокат вампира - Елена Комарова

– Кто предложил?

Локхед протянул руку к лежащей на столе кипе писчей бумаги. С одной стороны ее придерживал старинный бронзовый зажим в виде журавлиной головы – клюв распахнулся, освобождая карточки из тончайшего, но плотного картона. Быстро черкнув на ней несколько слов, антиквар протянул карточку Эрику.

– Это скупщик, – сказал он. – Время от времени поставляет мне кое-какие предметы. Ограбление организовывал не он, но, возможно, он сумеет направить вас на верный путь.

– Благодарю, – Призрак Оперы спрятал карточку с именем в карман пальто и отошел от стола. Прислонившись к стене, он окинул взглядом комнату, задерживаясь на картинах, пока одно из полотен не привлекло его внимание настолько, что он подошел к нему поближе, чтобы рассмотреть все детали. – Потрясающе! – воскликнул он. – Неужели Рубенс?

Локхед тихо рассмеялся.

– Почти, – сказал он, давая понять, что оценил эрудированность позднего визитера. – Он принадлежал к той же школе, но имя автора затерялось в веках, что чрезвычайно расстраивает меня, ведь талант художника заслуживает признания. Увы, придется продавать его под именем более известного современника. Если, конечно, я решусь расстаться с одной из жемчужин своей коллекции.

– Главное – не продешевите, – жуткое лицо Эрика исказилось понимающей ухмылкой.

Он прошел вдоль ряда стеллажей, то останавливаясь возле вазы расписного фарфора, то разглядывая бронзовую статуэтку воина, приготовившего туго натянутый лук, то изучая золоченые корешки книг, пока очередной экспонат не заставил его замереть и на целую секунду потерять самообладание.

В небольшой нише на ложе из темной ткани лежала маска. С виду – одна из венецианских Вольто, повторяющих форму человеческого лица, только сработанная невероятно тщательно. Но, если присмотреться, становились очевидными множество отличий – в цвете, материале, изображенных чертах.

– Что это? – голос дрогнул. – Очередная подделка?

– Нет, – коротко ответил антиквар. – Оригинал семнадцатого века, но я так и не сумел узнать, ни кто его изготовил, ни для кого.

Эрик протянул руку к маске и бережно, почти нежно провел кончиками длинных тонких пальцев по ее поверхности.

– С масками связано множество суеверий, – продолжил Локхед. Он встал из-за стола и подошел к гостю, останавливаясь у него за плечом. – О тайнах и проклятиях, что будут преследовать их обладателей, если те неосторожны или недостойны…

Эрик решительно взял маску и покрутил в руках. Антиквар кашлянул.

– Прошу принять ее в подарок, – сказал он.

– Месье, это слишком щедрый дар, – ответил Эрик, и в его голосе промелькнули знакомые иронические нотки.

– Я настаиваю! – махнул рукой хозяин магазина.

– О…

Приладив маску к лицу, Эрик вновь повернулся к антиквару. В прорезях для глаз снова полыхнули желтые огоньки, но через миг, фыркнув, человек в маске распахнул дверь и вышел из комнаты.

Оставив за спиной разгромленный магазин Джейкоба Локхеда, он отправился дальше, заранее готовясь к возможным долгим поискам.

Скупщик краденого, как и предполагалось, оказался всего лишь одним из звеньев цепи, ведущей от сокровищниц Британского музея к магазину на Олд-Бонд-стрит, но даром визит не прошел, информацией тот поделился. Хотя и не сразу, конечно: его пришлось для начала слегка потрясти, подцепив за воротник и подняв на полметра над землей.

Спустя еще несколько разной степени гнусности мест и собеседников, а также еще несколько сломанных конечностей, ребер и выбитых зубов, Эрик, наконец, услышал нужное имя, заставившее его удивленно поднять брови под новой маской, но подтвердившее давно сложившееся мнение о представителях так называемого высшего общества. С другой стороны, собеседники француза, встретившиеся с ним в этот вечер, несмотря на формальную принадлежность, совершенно не заслуживали гордого звания пролетариата. Подними здесь знамя революции, мрачно подумал Эрик, забираясь на козлы, и они его немедленно украдут…

Брум остановился в переплетении отбрасываемых деревьями теней, нехитрым, но действенным образом укрываясь от сторонних глаз. Должно быть, подумал вдруг Эрик, здесь бывает дивно красиво весной и летом, когда узкие газоны, отделяющие дома от дороги, радуют глаз свежим цветом, а сквер с другой стороны улицы превращается в настоящую рощу. Нынешний зимний пейзаж напоминал картину, написанную тремя красками: белым цветом нетронутого снежного покрова и далеких звезд, черным цветом стволов деревьев и ночного неба, желтым светом горящих уличных фонарей и четырехугольников окон. Но, несмотря на лаконичность изобразительных средств, окружение буквально дышало богатством и высоким вкусом.

В Мэйфере Эрик бывал неоднократно, но шанса осмотреть этот красивейший район Лондона без спешки и суеты все не предоставлялось – его кэб не задерживался в дороге, а расследовать события, связанные с таинственным зверем, приходилось со стороны черных ходов и помещений для прислуги. На оживленной Парк-Лейн следовало и подавно смотреть в оба, а не глазеть по сторонам на фасады роскошных особняков, где жили представители местного высшего света, иными словами, совершенно бесполезные для развития цивилизации бездельники.

Судя по отголоскам, где-то по соседству был устроен очередной светский бал: играла музыка, смеялись люди, друг за другом следовали нарядные экипажи – хотя, хмыкнул про себя француз, наверняка половина гостей могла бы добраться и на своих двоих. И некоторые так и поступили, например, высокий тощий юнец, который с полчаса назад прошел по улице, весело размахивая тростью – несдобровать бы ему, попадись он на глаза кому-то из столпов местного общества, осуждающих отклонения от этикета паче государственной измены – и скрылся как раз в одном из самых красивых особняков. Особняк принадлежал некоему месье Дориану Грею.

Этого юнца Эрик узнал по приметам: настоящий трансильванский носферату, в Лондоне с частным визитом, клиент его непосредственного работодателя, а значит, некоторым образом и самого Эрика. Впрочем, для таинственного создания ночи граф имел вид до неприличия заурядный. «Типичный прожигатель жизни», – вынес ему вердикт Эрик, отметив также, что в мастерстве кровопийства носферату, вероятнее всего, значительно уступит здешним обитателям.

На втором этаже мягко светились два окна, за плотными шторами изредка мелькали тени, в остальном дом казался спящим. Неужели светский лев утратил вкус к развлечениям? Или же, ухмыльнулся про себя бывший Призрак Оперы, просто нашел новое занятие, захватившее его натуру без остатка?

Имя Грея также не было незнакомо Эрику, его называл профессор Ван Хельсинг, печалившийся из-за отсутствия точной информации (ученый не был вхож в здешние круги), упоминали слуги, правда, вряд ли можно было верить их рассказам, уж слишком экзотично звучали некоторые истории. В Ист-Энде тоже говорили о Дориане Грее, не стесняясь в выражениях. Эрик даже не ожидал, что след из рабочих районов приведет прямо в аристократический цветник.

Лошадь негромко фыркнула, выпустив на морозный воздух облачко белого пара.

– Не нервничай, моя красавица, – пробормотал Призрак Оперы по-французски, задумчиво поглаживая шею любимицы и не спуская глаз с дома Грея. Мелькнула шальная мысль – что если попробовать осмотреть дом изнутри? Возможно, там найдутся важные доказательства? Он пройдет к черному ходу, который, конечно, будет заперт, а в таком большом доме наверняка много людей и несколько сторожей, да и полиции в Мэйфере втрое больше по сравнению с другими местами в Лондоне (кроме, разве что, Букингемского дворца). Тем не менее, грабили здешних обитателей регулярно. А Эрик даже грабить никого не собирался.

– Стой смирно и жди меня, – шепнул он на ухо лошади и тенью среди других теней метнулся к особняку.

Незамеченный, он обошел дом. Вот и отдельная дверь для прислуги… Решетки, запоры и сторожа Призраку не преграда.

Чужой крик, полный боли и отчаяния, отвлек Эрика от выполнения преступных намерений, заставив зашевелиться волосы на затылке. Не думая, не рассуждая, повинуясь инстинкту, он бросился на этот крик.

Человек неуклюже бежал по Парк-лейн, падая и снова поднимаясь, вкладывая в каждое движение все силы, которых у него оставалось совсем немного. Невысокий и коренастый, в старомодном темном сюртуке с почти оторванным рукавом и болтающейся полой, на макушке – кровавый след. По всему выходило, что он только что выбрался из драки не на жизнь, а на смерть. Вот он снова упал, попытался опереться на дрожащие руки, замер, скорчившись на снегу, а потом одним рывком послал вперед уже едва слушающееся