Темный феникс. Возрожденный. Том 2 - Фёдор Бойков

А теперь ещё и Вика стала пленницей своего дара. Может быть, мама была права, когда запрещала им практиковать магию? Что если именно в этом причина их страданий?

Борис вздохнул совсем по-взрослому и посмотрел на сестру. Вика была окутана ядовитым маревом проклятий, которые прямо сейчас пытались убить её. Радость от приезда Константина померкла, когда Боря услышал разговор бабушки и брата.

Вика может умереть. А если выживет, её заберут в столицу. И как быть?

Услышав шаги на лестнице, мальчик юркнул за камень и на всякий случай скрыл себя тенью. Теперь ему уже не нужно было уходить на изнанку, чтобы спрятаться. Он мог призвать её в реальный мир и укрыться ею, словно покрывалом или плащом.

К удивлению Бориса, в пещеру снова спустился Константин. Мальчик вжался в тень, опасаясь, что брат сможет его увидеть. Вдруг Костя прогонит его? Борис хотел быть рядом. Хотел помочь Вике, но не знал как.

Костя присел на камень рядом с Викой, от которой шёл жар, как от печки. Борис чувствовал это даже из своего укрытия. Брат взял её руку и покачал головой.

— Да, девочка, на этот раз ты попала по-крупному, — тихо сказал он.

Борис не дрогнул, когда тьма брата заполнила пещеру, перебив ядовитое марево проклятий. Он закрыл рот ладошкой, чтобы не выдать себя. Ведь его собственный дар отозвался на зов более могущественной силы, которая билась в жилах Константина.

Почти сразу же ровный жар, исходящий от сестры, стал хаотичным, будто проклятья клокотали бурными всплесками и пытались вырваться.

— Мы справимся, девочка, — проговорил Константин. — Обязательно со всем справимся.

Он сказал это так уверенно, что Борис почти поверил ему. Ненадолго. Ведь после этого Костя добавил: «Не знаю, получится ли с первого раза, столько лет без практики». Брат усмехнулся, но это была невесёлая усмешка, от которой у Бориса внутри всё сжалось.

Если уж Костя не уверен, что всё получится, то что тогда делать? Борис помнил, как перед отъездом на испытание Костя забрал его проклятье. Но даже Вика сказала, что оно было очень слабым. А тут… творилось что-то страшное. Это была совсем другая силы — слепая, дикая, всепожирающая.

В пещере вдруг стало темно. Не как обычно, а по-настоящему, до мурашек. Это была тьма Константина. Она заполнила всё вокруг, даже покров тени задрожал от этой тьмы.

Борис прижался к камню и постарался не зажмуриваться от страха. Ведь он не хотел пропустить ничего из того, что будет делать брат.

Облако проклятий над Викой рвануло в сторону Константина, и его лицо исказилось от боли. Он дёрнулся, будто его ударило током, и тяжело задышал.

Мальчик видел, как вздуваются вены на лбу Кости, как напрягаются мышцы его шеи. Чёрная вязь проклятий проявилась сначала на тыльной стороне ладоней брата, а потом поползла вверх.

Борису хотелось крикнуть, чтобы Костя остановился. Чтобы он не мучал себя так. И чтобы он не смел умирать… но не смог. Побоялся отвлечь и всё испортить. Ведь именно это он всегда и делал — портил всё, чего касался.

Мальчику стало жалко себя, и он несколько раз моргнул, чтобы отогнать выступившие слёзы. А потом ему стало не до жалости к себе, ведь Костя уже трясся всем телом. Из его носа текла кровь, падая на камни.

Константин напрягся так сильно, будто его рвало на части. Но он не отпускал Викину руку, и даже зачерпнул ещё немного той гадости, что сидела внутри сестры. Тьма клокотала в Константине, он сидел, сгорбившись, будто ему больно дышать.

А Борис просто смотрел, не в силах ничем помочь. Костя забирал у Вики её боль, он делал это добровольно снова и снова. Мальчику нестерпимо захотелось быть таким же сильным, как брат, несмотря на то что он видел, какую цену приходится платить за эту силу.

Борис осознал то, что важнее любых теорий и уроков. Сила — это не просто возможность подчинить тень. Сила — это воля, позволяющая принять в себя яд, чтобы спасти другого.

И глядя на измождённое, но уверенное лицо брата, он впервые не просто боялся его мощи. Он начал по-настоящему понимать её природу.

* * *

Когда я спустился в подвал, Вика была ещё горячее, чем полчаса назад. Облако проклятий над ней стало гуще и насыщеннее. Несколько дней назад я извлёк из Бориса слабое проклятие, но по сравнению с тем, что творилось сейчас внутри Вики, то можно было считать сущей мелочью, о которой и упоминать не стоит.

Но раз в памяти снова всплыли моменты спасения почти десятка моих птенцов и эксперименты безумного алхимика, я использую прошлый опыт сейчас. Проклятья никогда не были моей стезей — я выжигал их пламенем феникса, но те дети так же, как и Вика, не вынесли бы его. В тот раз я забрал себе каждое из проклятий, которыми были пропитаны их тела.

Но я был сильнее. Я выжигал проклятья, едва они попадали в мою кровь. Теперь же мне придётся цедить проклятья малыми дозами, чтобы не погибнуть самому в процессе. Только так я смогу поддержать Вику до приезда Юлианы.

— Мы справимся, девочка, — я глубоко вздохнул и посмотрел на сестру. — Обязательно со всем справимся.

Я закрыл глаза и призвал тьму. Моя аура заполнила пещеру. Тьма полыхнула с такой силой, словно точно знала, для чего я её призвал.

Что ж, пора поработать.

Пальцы Вики были сухими и горячими. Я сконцентрировался, подхватил её проклятие и потянул на себя. Оно обожгло меня изнутри, и я дёрнулся от напора засевшей в сестре гадости. Пришлось постараться, чтобы ограничить этот поток до тонкой струйки.

Сначала ничего не происходило — лишь тьма внутри становилась всё холоднее, а потом меня будто ударило под рёбра. Волна жара прокатилась по телу, по спине побежали мурашки.

Глупо было надеяться, что будет легко. Боль в солнечном сплетении нарастала, вены на руке набухли и потемнели. Но я не мог остановиться сейчас, в самом начале пути. Так что я подхватил ещё немного той дряни, что наполняла вены сестры.

Боль ударила в виски с двух сторон, в ушах зазвенело, из носа потекла кровь. Тьма внутри сжалась в тугой комок, все мышцы напряглись сами по себе. Меня буквально выворачивало наизнанку. Дышать стало так больно, что каждый вдох отдавался резью под рёбрами.

Я сжал челюсти и сделал короткий прерывистый вдох. Тьма внутри загустела, превратилась в тяжёлую клокочущую массу. Сердце билось неровно, пропуская удары. Но