Гасконец. Том 2. Париж - Петр Алмазный

Им развязали руки только когда лодки уже готовили спустить на воду. Оставили какие-то припасы и весла, но особенных шансов у этих людей не было. Я смотрел на Мансфельда, пытаясь понять, насколько же жестоким нужно быть, чтобы, приняв пленных, позволить себе такое решение. Фактически оставив людей умирать в открытом море. Дорога домой — что в ближайший испанский порт, что в Англию — была для простой лодки практически невозможной.

Мансфельду, думаю, моя выходка на понравилась. Когда судно затопили, он решил поговорить со мной наедине. Отвел меня к каютам и тихо и злобно спросил:

— Мне кажется, шевалье, что вам нравятся испанцы?

— Нет, ни в коем случае, месье, — ответил я. — С чего бы они мне нравились?

— С того, что вы по какой-то причине забываете о войне. Каждый корабль, каждая маленькая медная монетка что они приносят идут на пользу испанскому престолу. Почему вы думаете, что можно было ставить этот корабль? Вы знаете, столько стоит один такой корабль?

— Я догадываюсь, месье, что немало.

— Так почему же я должен был такое богатство оставлять врагу? — с нажимом спросил Мансфельд. Я вздохнул.

— Но люди на лодках, как они, доберутся до берега⁈

— Эти люди знали, на что шли. Эти люди не стали бы брать нас в плен. Запомните, пиратов, шевалье, в плен не берут, их… — Мансфельд вдруг рассмеялся. — Нас вешают сразу. Или топят. Так что я дал им шанс. Вы кто-нибудь давали своим врагам шанс, шевалье д'Артаньян?

Я кивнул.

— Наверное, чаще, чем нужно, — ответил я, но Мансфельд только покачал головой. Как будто бы, наши отношения после этого с ним не заладились.

Я пытался обсудить с мушкетёрами, случившимися, но никто из них не осудил Мансфельда. Наверное, это не только меня расстраивало, хотя с чего я мог ожидать. В душе я оставался человеком 21 века, которого такие выходки совершенно точно не устраивали. Так или иначе к третьему дню пути мы прибыли берегам старой доброй Англии.

Нас встретил туманный порт Дувра. Это был достаточно крупный британский городок. Большая часть населения которого жила морем и войной. Наверное, запах войны стоял особенно сильно.

Я увидел и множество цехов, где прямо сейчас отливали пушки и многочисленные мануфактуры, где ткали паруса. Несколько кораблей уже стояло на приколе. Я понимал, что британский флот набирает силу и ждет очередной схватки с испанцами.

Как будто бы это было бы нам только на руку, но я уже начинал уставать от этой постоянной бесконечной войны всех со всеми. В любом случае, в Дувре мы остались ненадолго. Наша главная цель была на севере, в самом Лондоне. Мы переоделись в благочестивых британских джентри. Проблема была в том, что мы всё ещё несли с собой пистолеты и аркебузы.

Как только мы выехали из Дувра по направлению к Лондону, ко мне сразу же обратился Исаак де Порто.

— Шарль, друг мой, — сказал он, — я надеюсь, вы понимаете сложную политическую ситуацию, в которой сейчас находится наша соседка Англия.

Слово «соседка» он выделил без какого бы то ни было уважения или радости. Конечно же, англичане были для нас не меньшими врагами, чем испанцами, и просто сейчас наш общий враг оказался чуть более неприятным, чем раньше. Я покачал головой.

— Вроде бы там была какая-то войнушка? — спросил я.

— Нет-нет, что вы, не войнушка, скорее мятеж. Шутка в том, что начал его сам Король Карл.

— Что? — не понял я.

— Король распустил парламент. Парламент собрал войска. Король тоже собрал войска. И сейчас они где-то на севере. Думаю, очень скоро даже сойдутся, — с наслаждением деревенской сплетницы, рассказывал де Порто. Я только пожал плечами.

— Нам-то что с этого? Нам нужно попасть в Лондон, в то место, где по указаниям короля был похоронен Бекингем, и всё.

— В этом-то и проблема, друг мой, — усмехнулся подъехавший к нам Анри д'Арамитц.

— Карл Первый повелел похоронить Бекингема в королевской резиденции в Вестминстерском аббатстве. И вот попасть туда, учитывая всю неприятную ситуацию, будет очень и очень тяжело, — продолжал гугенот.

Исаак многозначительно кивал, соглашаясь. Арман д'Атос, будучи, наверное, самым здравомыслящим членом нашей группы, рассматривал унылые английские пейзажи.

Я только пожал плечами.

— А что нам еще остается? Может быть выдадим себя за потомков королевской крови или еще чем-то такое?

— Нет, вряд ли это получится. Мне кажется, нам скорее лучше проникать тайком. Под покровом ночи, — подал голос Арман.

Какое-то время мы ещё продолжали обсуждение, однако я быстро заметил, что Миледи кажется, как будто бы отчуждённой и невеселой. Она плелась позади нас, опустив голову и никак не вступала в беседу. Я чуть-чуть справил темп, чтобы наши лошади поравнялись, оставив мушкетеров дальше придумывать планы проникновения в Вестминстерское аббатство.

— Мой друг, что с вами? — спросил я у миледи, осторожно касаясь ее руки. Она повернулась, и несколько секунд долго смотрела на меня своими чудесными зелеными глазами. Только потом она сказала:

— Я не думала, что мы… не знала, что нам придется проникать так далеко в Англию. Если честно, я очень хочу домой.

— У вас есть родственники в Англии? — спросил я. Она покачала головой.

— Нет-нет. Как вы могли догадаться, фамилию Винтер я просто выдумала, поскольку де Бофора встретила зимой.

Я кивнул.

— Да, я знал. Мало ли что. Вы никогда не были знакомы с Бекингемом?

Миледи покачала головой.

— Как я могу его знать? Бекингема убили, по-моему, когда мне было лет шесть, может быть, десять. Точно не знаю.

Мы замолчали на минуту. Впереди всё раздавался весёлый спор трёх мушкетёров. Арман предлагал взобраться на стену, и уже оттуда проскользнуть внутрь. Анри считал, что будет проще сперва победить всех сторонников Парламента, а потом уже просить Карла Первого разрешить нам выкопать труп его приятеля.

— Вам-то хочется домой? — вдруг спросила Анна де Бейл.

— Не бойтесь, скоро мы вернемся, — вместо ответа, принялся я успокаивать девушку. Дом для меня был темой слишком сложной.

— Нет-нет-нет, вы не понимаете, я имею в виду домой. Я много лет не была дома по-настоящему.

— Вы не из Парижа? — спросил я.

— Из бедного пригорода Парижа. Но не в этом дело. Я имела в виду церковь, где служил мой брат.

Мы замолчали. Остаток пути до Лондона, я держал её за руку и молчал.

А мушкетёры старались давать нам время наедине. Весь путь они не вмешивались в наши дела и в основном болтали между собой.