И зовите меня Гудвин - Павел Николаевич Корнев

Я со всё той же глуповатой улыбкой подошёл к столу и опустился на стул строго напротив плешивого мужичка. Скосил взгляд и разобрал на одном из скоросшивателей собственное имя.

Ага! Этот хрен с личными делами работает.

Нехорошо.

— Рассказывай! — коротко потребовала эльфийка, достала из пачки длинную тонкую сигарету и закурила, не использовав для этого ни спичек, ни зажигалки — просто запалила взглядом, чем меня несказанно впечатлила.

Внутри черепной коробки неприятной щекоткой пробежались электрические мурашки, и потому слишком уж всматриваться в яркий огонёк я не стал, а только отвёл глаза, и неприятные ощущения тотчас пошли на убыль, чтобы почти сразу смениться едва уловимой ломотой в висках.

— О чём рассказывать-то? — нарушил я тогда своё затянувшееся молчание.

Плешивый тип едва слышно хмыкнул, а строгое лицо хозяйки кабинета враз сделалось ещё жёстче, стало без малого злым.

— О вчерашнем инциденте! — потребовала она уже чуть более конкретно.

Я озадаченно нахмурился.

— Это о котором? — уточнил и начал перечислять, загибая пальцы. — Вчерась, значица, орка грузовик сбил, синерожего джинна ножом пырнули, бухой гоблин на нас с ножом кидался и ещё в посёлке…

Хлопок узкой ладошки о полированную столешницу прозвучал в тишине кабинета оглушительным выстрелом, но голоса Виктория после этого не повысила и очень спокойно попросила:

— Расскажи о вашем последнем вызове.

Она и в дурном расположении духа была милее некуда, а сейчас и вовсе сделалась писаной красавицей, да только у меня от неё окончательно разболелась голова, и потому я продолжил ломать комедию, ясно отдавая себе отчёт в том, что простому санитару вызов на ковёр к высокому начальству ничего хорошего не сулит.

А ну как крайним выставить попытаются? В конце концов, Дашка вчера крепко накосячила, а она ведь тоже дроу. Опять же, направил её кто-то врачом в прикреплённую к пси-блоку бригаду, а никому не хочется признавать своих ошибок и уж тем более за них отвечать. Уж проще всё на орка повесить!

Стоп! Акула и вдруг милая?

И какая ещё писаная красавица, если она меня прежнего не так уж и сильно младше?

Что ещё за ерунда? Совсем уже от длительного воздержания мозги прокисли или дело в чём-то другом?

— Так это… — Я поскрёб затылок. — Зашли мы, значит, на адрес, и дядя Вова, это фельдшер наш, велел штору отдёрнуть. Я — к окну, и как сверкнуло! Бдыщь! Дядю Вову о стену — шмяц! Больной — прыг! И, падла такая, меня зубищами своими — хвать! Прокусил, к херам, запястье. Во!

Но оставленные клыками упыря отметины заместителя главного врача нисколько не заинтересовали.

— Остальные в это время что делали?

— А мне откуда знать? — разыграл я удивление. — Говорю же: бдыщь! Так сверкнуло, что ослеп к хе… Совсем ослеп, короче. И ещё проморгаться не успел, как меня больной с ног сшиб и к полу придавил. А как он зубами в руку вцепился, так я и вовсе поплыл, почти ничего и не помню больше…

Эльфийка чуть подалась вперёд и вкрадчиво спросила:

— Хочешь сказать, никто из коллег не пришёл к тебе на помощь? Ты действительно собираешься обвинить их в преступном бездействии?

В голове вновь зашуршало, ни с того ни с сего задёргалось веко, а обоняние резко обострилось, и меня начало подташнивать из-за табачного дыма.

— А-а! — протянул я. — В этом плане! Так нет, конечно, помогли! Дядя Вова больного оттащил, а Дашка жгут наложила и рану перевязала. Я очухался — а оп-пачки! — запястье забинтовано!

— И это всё? Разве она не пыталась успокоить больного, разве не делала ему инъекций?

Меня определённо подталкивали к тому, чтобы упомянуть всаженный Дашкой в шею упыря шприц-тюбик, но как раз этого я делать и не собирался. Мало того, что при свидетелях уже о своём беспамятстве заявил, так ещё и после той инъекции инженер чуть ласты не склеил. А свидетельствовать против Дашки нисколько не хотелось хотя бы даже по той простой причине, что если б я не подставился, то и в уколе бы не возникло нужды. Тут ситуацию по-разному вывернуть можно, а чужими краплёными картами пусть дураки играют.

— Ин… Ине… — начал я, намеренно запинаясь. — Чего?

— Дарья делала какие-то уколы больному?

— А хрен его знает, — развёл я руками, старательно смотря мимо хозяйки кабинета. — Мне откуда знать? Я ж в отключке был!

Глаза Виктории недобро сузились, но она сдержалась и уточнила:

— А когда очнулся, какие препараты она ему вводила и в какой последовательности?

— Да никакие. Тогда уже реаниматоры приехали…

При этих словах плешивый дядька с тяжким вздохом отодвинул скоросшиватель в сторону и сказал:

— Уважаемая Виктория, дальше я сам! — Он снял очки и принялся протирать их кусочком замши, затем спросил: — Ты хоть понимаешь, в каком положении очутился?

Я уставился на него, будто только что увидел, после чего чуток подался вперёд и уточнил:

— Мужик, ты кто?

Краешком глаза продолжал следить за хозяйкой кабинета — у той чуть дрогнули уголки рта, но в улыбку это не переросло, так и осталось мимолётной гримасой. Очкарика же мой вопрос нисколько не задел, он водрузил на переносицу оправу, затем достал из кармана красные корочки и раскрыл их.

— Пси-контроль!

Прозвучали его слова весомей некуда, и наверное, мне следовало напугаться, но когда он отработанным жестом убрал удостоверение в карман, я попросил:

— Верни!

— Что?

— Ксиву верни! — повторил я, а после долго, по слогам и шевеля губами, вчитывался в фамилию-имя-отчество, должность и место службы очкарика. При этом почти не играл, поскольку разогнать мозги с утра пока что ещё не успел.

— О! Страшный инспектор! — выдал я под конец. — Сильно!

— Старший инспектор, — поправил меня плешивый очкарик и повторил свой вопрос: — Так ты