Глас Плеяды. Том VII - Олег Яцула

В итоге, на том месте, где совсем недавно стояло несколько десятков человек, остались лишь трое. Окружённые вооружённой гвардией, они не могли никуда деться. Ловушка захлопнулась. Ярко засияли нити заклинания, созданного Эмилиано. Но я соврал бы, если бы сказал, что на этом всё закончилось.

Двое, те что горели огнём, ревели нечеловеческими голосами. В них уже трудно было узнать людей. Повариха и её помощник. Страшно представить, что они могли сделать с людьми, имей они доступ к пище в моём доме. Но куда страшнее другое, их истинное нутро, полезшее наружу после опаления истинным светом звёзд. Заключённые в ловушку, сжимаемые тисками сети, подавляющей их суть, они походили на страшную помесь монстра и человека. Местами непокорная тёмная энергия прорывалась из их тел, меняя те по своему усмотрению. Но магическая клеть тут же загоняла тьму обратно, не отменяя трансформации, но доставляя невыносимую боль этим существам, что перестали быть людьми. Чудовища.

— Клятва услышана, — меж тем произнёс я, и мой голос эхом отразился от стен внутреннего дворика, перекрывая даже нечеловеческий рёв монстров. — Убить тварей! Григориоса притащить ко мне!

Да, третьим тёмным оказался чванливый старик камердинер. Получается, он не просто так пришёл ко мне, рассчитывая поживиться. Я даже не удивился такому раскладу, хотя и немного расстроился. Всё же, где-то в глубине души я надеялся, что он оправдает данный ему шанс. Пусть он бы и остался плохим человеком, но человеком, а не продавшимся куском дерьма. Впрочем, этому ублюдку достало мозгов не отдать свою душу Темнейшей. Звёздный свет лишь слегка опалил его, уничтожая крохи тёмной энергии в его теле. Это привело к довольно лёгким, я бы даже сказал, незначительным повреждениям. Так, всего-то кожа покраснела и чёрный пар из пор пошёл. Но даже это заставило его ругаться на чём свет стоит. В остальном же, это был всё тот же седой засранец, слишком любящий самого себя, чтобы подвергнуться ужасным изменениям в обмен на силу.

Гвардия исполнила приказ. Десятки бойцов окруживших тварей сделали слитный шаг вперёд. Зазвенела сталь. Монстры, по ошибке считавшие когда-то себя людьми, не были простыми противниками. Но сейчас, застрявшие в среднем состоянии между формой чудовища и человека, они были ослаблены. Всё ещё горящие белым огнём, они метались из стороны в сторону, получали раны, размахивали руками, увенчанными короткими, едва пробившимися сквозь плоть когтями, пытаясь отбиться от клинков. По меньшей мере пятьдесят ударов получила каждая тварь, прежде чем затихнуть. Огонь же, и заклинание, не дали тьме расползтись.

Точку в этом вопросе поставил Ганс. Своим молотом он размозжил головы монстров. Легко, даже непринуждённо, но от того не менее эффективно.

— Они уже были мертвы, — заметил Ветров.

— С этими ублюдками лучше перестраховаться, — ответил тому Игнат, одобрительно похлопав немца по плечу.

Спустя пару десятков секунд, к моим ногам бросили старика, чья кожа постепенно начала слезать хлопьями. Откровенно говоря, не самое приятное зрелище. Наверняка ему жутко больно, но я ведь говорил уже, что он ещё легко отделался?

— Дорофей, уведи сестру, ей пока рано видеть подобное, — кинув взгляд через плечо, обратился я к своему новому вассалу.

— Да, Ваша Светлость, — уверенно кивнул юноша, который и без того прижимал младшую сестру к груди и прижимал ладони к её ушам, чтобы она не видела и не слышала жутких монстров.

— Пойдём кое-что покажу, — не растерялся Эмилиано, и совсем по-детски схватил Дорофея за руку, потянув за собой. Обезьянка Чи-чи же, наглым образом делала тоже самое с маленькой сестрой парня. — Такого вы не видели. Я тоже не видел, до вчерашнего дня. У меня есть знакомый медведь, который исчезает из одного места и появляется в другом!

Я лишь удовлетворённо кивнул. Эмилиано умный парень. Порой эмоциональный, но за последнее время эта его черта характера отражалась лишь в проказах Чи-чи. Вот и сейчас он поступил правильно, можно сказать, по-взрослому. Но что меня порадовало ещё больше, так это взгляды детишек, бросаемые в сторону убитых монстров и корчащегося на земле старика. Они были полны презрения. Всё же, Великая Антарес не ошиблась. Даже в маленькой девочке. Та мельком обернулась, когда брат отпустил её. Она совсем по-детски показала старику язык, но не из вредности, а лишь потому что не знала более грубого жеста.

— Чего смотришь так, заморыш? — не отказал себе в удовольствии позубоскалить Григориос, когда его подняли и поставили на колени передо мной. Кажется, ему всё же было недостаточно больно, раз он всё ещё не утратил желания разговаривать. — Ну давай, убивай. Ты ведь всегда этого хотел! Давай! Бей! Бей в самое сердце, как когда-то ударил в сердце моего господина!

— Ты бредишь, старик, — без толики злобы произнёс я. — Не я бил в сердце рода Влахос. Это Платон изгнал меня. Ты был там в тот день.

— Он не изгнал тебя, а поручил важную миссию, — буквально зашипел бывший камердинер, на манер змеи. — И не ты ли мечтал сбежать? Часто игнорировал требования главы, учился из вон рук плохо, так что господину за тебя было стыдно? Думаешь я не знал о твоих планах?

— Знал или нет, мне плевать, — чуть склонился я над пленником. — Моя совесть чиста, в отличие от твоей. Ты мог бы жить дальше, проворачивать свои делишки, продолжать наслаждаться жизнью. Но ты сам решил свою судьбу, связавшись с треклятыми тёмными. В казематы его! Приковать к стене, зафиксировать так, чтобы даже пальцем пошевелить не мог.

Гвардейцы схватили Григориоса за все конечности, сноровисто спеленали, так что тот не мог пошевелиться, и до кучи засунули кляп ему в рот, чтобы не орал и язык себе не откусил. Насчёт последнего я сомневаюсь, что он бы так поступил, слишком уж слабоволен и самовлюблён. И всё же, лучше было перестраховаться.

— Что планируешь с ним сделать? — подошёл ко мне с вопросом Алексиос, когда пленника унесли, трупы тварей убрали, а оставшихся Влахос сопроводили на выход из внутреннего двора.

— Что планирую? Планирую нежно пощекотать его душу, может он повеселеет, подобреет, да расскажет мне всё что знает о тёмных. Или, если он не захочет говорить, уничтожу саму его суть. Но прежде, всё равно вытяну из него всё что он