Военный инженер товарища Сталина 1 - Анджей Б.

о наступлении советских войск. Слушали трое. Борька чистил автомат. Илья Федорович сверялся со схемами радиолокаций. Я хоть и слушал в пол уха, тоже отвлекся от мыслей.

Стол был завален бумагами. Планы с чертежами разработок высились стопками на старой кушетке. Мы давно покинули румынское село, и теперь ожидали переброски в Карелию.

На дворе стоял апрель. В газете значился июнь. Мы опережали ход исторических событий на два месяца вперед. По истории война шла в параллельном измерении своим ходом. А в наших реальных днях, где я находился, события помчались вскачь, обгоняя сами себя. Наши разработки ускорили наступление войск, приближая Победу. По моим вычислениям, если нарастание динамики будет продолжаться, то мы отпразднуем Победу не 9 мая, а где-то в начале января. На полгода раньше. А это уже кое-что! В рамках альтернативного скачка эволюции, полгода решат ход всей войны.

— Благодаря высадке союзников в Нормандии, теперь война пойдет быстрее, — продолжал размышлять вслух майор. — Усек, боец?

— Не-а, — откликнулся Борька. — Для меня ваша физика, что для коровы самовар. Один хрен ни черта не пойму.

— Объясняю, — пыхтя гневом, разозлился старший товарищ. — Газету видишь, балбес?

— Вижу.

— Какое в ней указано число летнего наступления на Карельском перешейке?

— Я прослушал.

— Для тупых повторю. Десятое июня. Запомнил? Десятое!

— И что?

— А сейчас на дворе апрель. Глянь в окно, самовар с коровой. Видишь? — потряс он газетой? — Я прав?

— Ну, апрель. Ну, и что?

— А то, неуч далекий, что нас завтра отправляют на Карельский перешеек. Там наша армия уже наступает. Понимаешь? Уже! — сделал он ударение. — В газете же, отпечатанной в том, другом ходе событий, значится десятое июня!

Последние слова он почти проорал в ухо Борьке.

Тот уставился в пол. Отложил автомат. Добросовестно почесал затылок. Шарики в деревенском мозгу тракториста заскрипели мысленной смазкой. Илья Федорович, оторвавшись от телефона, глянув на Борьку, хмыкнул. Тот продолжал чесать макушку.

— Так и не допер? — остывая, спросил Павел Данилович.

— Мы в апреле, — стал загибать пальцы младший боец. — А должны быть в июне…

— Десятого, — подсказал майор. — Итого, благодаря технологиям Сани, мы рванули во времени на два месяца вперед. По его разработкам генерал Костиков усовершенствовал реактивные снаряды. Теперь наши «Катюши» долбят немца по всем фронтам. Так, Сашок? — повернулся он ко мне.

Ведя свой дневник, я каждый день отмечал ход наступлений. Сверяясь с историческими датами, что хранились у меня в голове, я действительно отмечал, что весь ход военной кампании ускорился на два месяца. Это то, что я знал. Благодаря новому оружию, новым стратегическим разработкам моей технологии двадцать первого века, весь ход войны сместился вперед.

— Так точно, — ответил я, подмигнув Борьке. — Данилович прав. Эта газета была отпечатана в том измерении, где Победа должна быть 9 мая сорок пятого. А мы сейчас читаем ее в апреле сорок четвертого. И уже — как правильно заметил майор — уже, повторюсь, наши солдаты в Карелии.

Зазвонил телефон. Илья Федорович, продолжая хмыкать от смеха, отвлекся от Борьки:

— На связи.

Кто-то докладывал. Скрипнула дверь. В избу заскочил водитель.

— Готово! Мотор в порядке, товарищ член Военного Совета!

Илья Федорович кивнул. Отдал указания в трубку. Повернулся к нам:

— Собирайтесь, коллеги.

— Самолет на аэродроме ждет, — добавил шофер.

Мы принялись быстро собирать вещи. В рюкзаки пихали схемы, графики, планы чертежей. Продуктами Борька запасся вчера. Нас ждал Карельский перешеек.

Два месяца ускорения хода истории — вот что я отметил сегодня у себя в дневнике.

* * *

…Перелет миновали благополучно.

10 апреля нас приземлили в Карелии.

— Красота-то какая! — разминая ноги, выскочил из салона Борька. — Эх… Лёшки моего здесь нет.

— Так и не слышал о нем ничего? — с горечью спросил я.

— Не-а. Как в воду канул. И справки наводил, и в штабы дивизий звонил. Пропал. Никто не слышал о нем. Хоть бы в плен — Родина простит. Но чтоб живой был.

— Я Николая Сидоровича подключу. Может, ему удастся узнать.

— Кого подключишь?

— Власика. Охранника Сталина.

— Не-е, это я понял. Кого «подключать» собрался? Он тебе что, электрический транзистор?

— Так говорят в моем времени.

Илья Фёдорович тоже со своей стороны обещал навести справки об Алексее. Приложит максимум усилий, чтобы узнать, в плену он, или нет.

Мы прибыли.

Нас встретило командование войск. Предоставили жилье, питание. Работа конструкторского бюро под руководством члена Военного Совета закипела. Я был главным вдохновителем идей. Генерал Костиков следил за процессом. Десятки инженеров и техников трудились над планом «Сталинских роев». Уже были разработаны первые беспилотники. Оставалось запустить конвейерную линию. Павел Данилович с Борькой помогали вводить новый проект в жизнь.

…А между тем, где-то в застенках концлагерей, томился наш друг Алексей.

* * *

…Он лежал на окровавленном топчане, где его собственная кровь давно засохла, превратившись в сгустки зловещих пятен. Лица, как такового, уже не было: оно представляло собой сплошное месиво выдранных, обожженных и развороченных ошметков. Заплывшими глазами невозможно было различить призрачные тени, блуждающие по стенам.

Хрипеть не было сил, отчаянно мучила жажда.

— Пи-иить… дайте во-ды-ыы!

Тело было неузнаваемо. Переломанные суставы и позвонки, вывернутые наружу конечности, обожженная спина с содранной кожей, обугленные ступни ног — все это, в конечном итоге, уже не представляло собой ничего живого.

Четыре на четыре метра. Бетон и плесень. Крысы и клопы. Ведро для испражнений, тусклая лампочка в потолке, узкая полоска решетки и всепроникающий запах СМЕРТИ. До этого были дни сплошных изуверских и чудовищных пыток, непрекращающихся ни днем, ни ночью. Бесперебойный конвейер: допрос — избиения — пытки — камера. Допрос — пытки — камера.

Летом 1943 года, когда они расстались с Борькой и Саней, самым западным выступом грандиозной линии фронтов, растянувшейся от Черного моря до Ледовитого океана, был небольшой островок, лежащий в Финском заливе, в нескольких километрах от Кронштадта. В ясную погоду с островка видны были полоски дальних берегов: на севере — Карельский перешеек, захваченный финнами, на юге — берег Ленинградской области, захваченный фашистами. Островок находился позади передовых позиций врага, в его тылу, и представлял собой длинную песчаную отмель, поросшую молодыми соснами. Здесь, среди этих причудливых стройных порослей располагался укрытый от противника аэродром, похожий на обыкновенную лесную прогалину, неизвестный ни финнам, ни немцам. Несколько сараев.