Великая река - Токацин

снова впадал в дремоту, и с ним засыпала «Речница». Ей снились россыпи битого камня и кирпича, расколотой черепицы и гниющих деревяшек, драных циновок и мелких осколков цветного стекла, - всего, из чего только можно было строить, и всего, что могло остаться от рухнувшего дома. Она бродила по обломкам, увязая в них сперва по колено, потом по грудь, пока не тонула – и не выныривала наяву, хватая ртом воздух. «Вот же пакость,» - сердито думала она, переворачиваясь на другой бок. «Когда Фриссу станет легче, расскажу ему про Саркеса. Такого дрянного мага нечего жалеть…»

Последний сон, пришедший перед рассветом, был чётким и ясным. Кесса лежала посреди равнины, поросшей едва заметным мхом, но вокруг пахло цветущей белеской – и, приглядевшись, она узнала в растениях крохотные ядовитые травы. Её затянуло в землю, и она видела, как из её костей прорастают холмики-землянки и желтоватые округлые башни, как они становятся выше и смыкают строй, и как вьётся дорога, упираясь в рёбра, а по ней ползут маленькие повозки. Запах белески, мёда и смолы окутывал её, как облако. «Город растёт на мне,» - думала Кесса, и ей не хотелось шевелиться. Не было ни боли, ни страха, - только покой.

Фрисс проснулся раньше, тихо поднялся и вышел во двор – там уже тревожно фыркала Двухвостка. В приоткрытую дверь потянуло сперва дымком, потом пряным запахом асагны, - и Кесса проснулась и выбралась из норы.

- Хороший день, - Фрисс щурился на восходящее солнце. – И впрямь, дождя не будет.

Флона с подозрением обнюхивала дымящиеся угли. На них лежал горячий камень, а с него поднимались испарения целебного зелья.

- Ох! – смутилась Кесса. – И верно, Флона тоже отравилась! Надо сказать чародею Джевану, пусть он и её полечит…

- Она в его дом не пролезет, - покачал головой Фрисс. – Похоже, от асагны есть прок. Мне легче дышать, и ты выглядишь бодрее.

- Я-то не болела, Речник Фрисс, - Кесса перевела взгляд на дальние дома. – Смотри! Ты видишь?! Городу тоже стало легче!

Может, дело было в странных свойствах сарматской брони – но сейчас солнце светило ярко, и всё равно щербины, трещины и мох по щелям уже не бросались в глаза. Тоска не сжимала больше сердце Кессы, и она удивлённо взирала на стены и холмы. Потом надела сарматский шлем, посмотрела сквозь щиток – и радостно усмехнулась.

- Речник Фрисс! Теперь всё правильно и прочно! Сам посмотри!

- Да я уже вижу, - кивнул он, отгоняя Двухвостку от горячего камня. – Строения не новые, но и упасть не собираются. Должно быть, из-за болезни нам мерещилось лишнее. Говорят, жар легко затуманивает разум.

- Не-а, - покачала головой Кесса. – Кто-то исцелил Фьо. Какой-нибудь великий маг.

- Видно, Джеван нашёл верное заклинание, - послышался со спины Двухвостки голос Хольскена; хеск свился кольцами вокруг шипов ящера, подставив бока солнцу. - Мы все знали, что у него это получится!

«Джеван? Заклинание?» - Кесса удивлённо мигнула. «Кровь… и город, растущий из костей… и то, что Речник Фрисс говорил о кровавых жертвах… Река моя Праматерь!»

Кесса пощупала своё запястье, потом прикоснулась к камням мостовой. «Кто-то признал в нас знакомых,» - усмехнулась она. «Значит, мы похожи на воинов Илирика!»

- Разве что происхождением, - хмыкнул Фрисс, услышав её спутанный рассказ, когда Хольскен спрятался в холме от пахучих испарений асагны. – Чудно, что Джеван ни слова нам не сказал, прежде чем ставить свой опыт. Видно, сам не верил в успех. Не знаю даже, спрашивать его прямо или ни к чему. Посмотрим, как дойдёт до расчёта…

На закате ровное гудение в жёлтых стенах затихло, и утомлённые полуденной жарой существа повыползали из нор. Застрявшие в чужом городе путешественники собрались в заброшенном гнезде, жгли огни, пили и пели, и к их пристанищу стягивались скучающие Айюкэсы. Нкири-Коа, пролетая мимо, жужжали неодобрительно, однако у них были дела поважнее, чем мешать кому-то гулять. Тут и там Кесса видела, как латают жёлтый покров на старых стенах, укладывают выпавшие плиты обратно в мостовую и скрепляют раствором.

- Ой! А как они выдавливают смесь из себя?! – шёпотом спросила она у Фрисса, глядя во все глаза на пчёл-строителей. Речник пожал плечами.

- Так уж они устроены. Удобно!

К вечеру он вовсе перестал кашлять, и его взгляд прояснился.

Кто-то из семейства Джевана заглядывал в двери шумного дома, где гуляли торговцы, и, похоже, остальная его родня была там же. Целитель сидел у окна, разглядывал на просвет стеклянные пузырьки с пёстрыми смесями. Когда путники вошли, он встал, почтительно склонив голову.

- Вот так зелья у тебя, мастер Джеван! – Речник поклонился в ответ. – Без них я сгорел бы в три дня.

- Вижу, что болезнь отступила, - покивал хеск, прикоснувшись к руке Фрисса и проведя пальцем по его горлу. – Завтра ещё подыши асагной, и если не станет хуже, брось это дело. И старайся отныне держаться подальше от рек, где вместо воды хашт или айништ. Эти испарения только Айюкэсам на пользу.

- Сколько я тебе должен? – Фрисс протянул руку за кошелём. – И не продашь ли ты ещё одну склянку асагны? Целители на Великой Реке будут очень благодарны.

- Вот как! – усмехнулся Джеван. – На самой Великой Реке? Дальние края… Бери так, странник. Ты ничего мне не должен. Хорошо, если мои зелья прославятся так широко. Но если нет – тоже неплохо.

Кесса чуть задержалась на пороге – Фрисс не спешил уходить и остановился у стены, глядя на шумный дом. Из его окон уже вылетали маленькие золотые облачка, разворачивая в воздухе крылья и превращаясь в призрачных бабочек.

- Мастер Джеван… - она прикоснулась к ранке на предплечье. – Я видела сон… Этот город, должно быть, скучает по людям. Почему они ушли?

- Тут скудные земли, знорка, - понизил голос хеск. – Ни еды, ни воды, и в воздухе яд. Они тут долго не прожили. А город скучает, это верно. Такие, как ты и твой наставник, тут редко бывают.

Двухвостка медленно, стараясь не зацепиться шипами за стены в узких переулках, выбиралась из лабиринтов Фьо, и все, кто встречался на пути, уступали ей дорогу. Кесса видела благодарность в их взглядах.

На повороте Флона замешкалась, качнулась вбок, но камень сам ушёл из-под её панциря, вдавившись в стену.