Рожденная землей - Эбби-Линн Норр

– Это леди, которой сегодня исполняется сто лет?

Женщина улыбнулась мне:

– Да. Невероятно, правда? Трудно представить, что мы отважились выпустить ее, но что не сделаешь для человека, которому исполняется сто лет. Она все еще полна сил, как никто другой, уж поверьте.

– Выпустить? – переспросила я, рисуя в воображении какую-то клетку.

Моя собеседница рассмеялась.

– Звучит жутковато, да? Я имею в виду, выпустили из дома. Эйлин хотела отпраздновать свой день рождения именно здесь, потому что она открыла это кафе лет шестьдесят пять назад. Ясное дело, в те времена это был ресторан.

– Правда? Поразительно! Я тут подумала, что, если мне присесть и немного поболтать с ней? Поздравить ее с днем рождения? Вы не против? Не каждый день встретишь человека, дожившего до ста лет.

– Пожалуйста. Она любит молодежь. – Женщина пропустила меня к Эйлин и жестом показала, чтобы я села с ней рядом. – Я только сбегаю в туалет, сейчас вернусь, – шепнула она мне на ухо.

Эйлин склонила голову в мою сторону.

– Кто там? – раздался ее сиплый и слабый голос.

Глаза у нее были затянуты белесой пленкой, а на макушке пушились редкие седые волосы. Но вот нос по-прежнему был прямым и идеальным – кажется, единственная часть ее облика, оставшаяся нетронутой временем.

– Меня зовут Джорджейна Сатерленд, – ответила я, – с днем рождения, Эйлин.

Улыбка тронула уголки ее увядших губ.

– Спасибо. Вы намного забавно говорите. Откуда вы?

– Из Канады.

– А! – произнесла она, повернув голову в мою сторону. Ее невидящие глаза оставались неподвижны, а одно веко было и вовсе полузакрыто. – Мои родственники переехали в Канаду после войны, но сама я там ни разу не бывала. – Эйлин говорила с сильным акцентом, и мне пришлось постараться, чтобы разобрать ее слова. – Даже если живешь целый век, всё равно времени никогда не хватает.

– Скажите, – начала я, облизнув губы, – могу ли я спросить вас о чем-то личном?

– Буду только рада, – откликнулась она. – Сейчас мне уже никто не задает личных вопросов. Только однажды, в день моего девяностопятилетия, один журналист пришел поговорить со мной. С тех пор я ни у кого не вызывала особого интереса. Спрашивайте.

Я откашлялась.

– Вы были замужем за человеком по имени Кормак О’Брайен?

Эйлин не ответила. Даже не моргнула. Мне не удалось разглядеть никаких эмоций в ее слепых глазах. Она словно превратилась в восковую фигуру. Мое сердце заколотилось.

– Мэм? Эйлин?

– Откуда вы знаете это имя? – ее слабый голос стал таким тихим, что мне пришлось наклониться к ней совсем близко.

– Ну… Я наткнулась на него в дневнике моей родственницы. И там же нашла имя Эйлин. И предположила, что речь, возможно, шла о вас.

– Что за родственница? Кого вы имеете в виду? – голос старушки дрогнул, но испуганной она не казалась.

– Майлис Штибарт-Шихан, – сказала я, несколько путаясь в произношении, но не сводя глаз с лица Эйлин.

– Ох, – она вздохнула и коснулась губ трясущейся рукой. – Штюарт, – произнесла она фамилию практически как «Стюарт». – Я не слышала этого имени уже… не знаю, как давно. Бедная, бедная женщина.

– Вы знали ее?

Из туалета вернулась спутница Эйлин.

– Я должна отвезти Эйлин домой, она быстро устает, – сказала женщина.

– Ой, – расстроилась я, не в силах заставить себя подняться со стула, и уже начала обдумывать, как задержать Эйлин еще на некоторое время, когда она заговорила сама:

– Подожди, Сара. Дай нам еще несколько минут. Со мной все в порядке. Не могла бы ты оставить нас наедине?

Сара удивилась и бросила на меня настороженный взгляд.

– Конечно. Тогда я подожду у стойки.

– Спасибо, – сказала я с облегчением и снова переключила все свое внимание на Эйлин.

– Я не очень хорошо ее знала, – продолжила она. – Но, когда я была совсем юной, все знали о Майлис. Она пропала без вести. Уверена, вы и сами знаете это.

– Да.

Знала ли Эйлин о причине ее исчезновения? Как минимум она не могла не знать о том, что стало поводом личной драмы Майлис.

– Она покончила с собой, бедняжка.

– Так говорят.

Мне не очень хотелось спрашивать ее обо всем прямо. Разве честно с моей стороны ворошить прошлое этой очень пожилой женщины? Однако мне и не пришлось – Эйлин приоткрыла его сама.

– Майлис должна была выйти замуж за Кормака, – раздался ее слабый голос.

– За вашего мужа? – уточнила я.

– Нет. Мы с Кормаком так и не поженились, хотя собирались. Он умер прежде, чем мы успели осуществить наше намерение. Это очень старая история. Раньше я не могла ее рассказать. Но сейчас кажется, что все это произошло с кем-то другим – так давно это было. В те времена девушка не могла забеременеть до вступления в брак – это было непозволительно. Сейчас все иначе. Но тогда, обнаружив, что беременна, я была совершенно растеряна, ведь Оуэн как раз погиб в политической стычке. Я не могла рассказать об этом родителям. Никому не могла рассказать, кроме Кормака.

– Оуэн? – переспросила я, подскочив на месте.

– Да, мой тогдашний жених. Брат Кормака.

Стоп. Что?

– Так это не был ребенок Кормака?

От смеха Эйлин закашлялась.

– Боже, нет. Я не питала к Кормаку никакого такого интереса. И он ко мне тоже. Мы были друзьями. Просто он был единственным, помимо Оуэна, кто знал о ребенке. И когда Оуэна убили…

– Кормаку пришлось вмешаться. Он решил жениться на вас, – закончила я за Эйлин, и по спине у меня побежали мурашки. – Но он любил Майлис? – спросила я, пристально вглядываясь в морщинистое лицо старушки и ее невидящие глаза.

– О да, – ответила Эйлин, – очень сильно. Он готов был умереть за нее. Но в те времена долг перед семьей был куда важнее любви. После смерти Оуэна Кормак разорвал помолвку с Майлис, чтобы жениться на мне. Он хотел, чтобы у ребенка его брата был отец, и, кроме того, пытался защитить меня от позора.

– А что случилось с Кормаком?

– Видите черную сумочку где-то поблизости? – спросила Эйлин, подняв руку.

Я посмотрела на скамейке позади нее.

– Да, она здесь.

– Там внутри бумажник. Откройте его.

Странно было, конечно, рыться в сумке слепой старушки. Но я послушно достала оттуда черный бумажник.

– Что в нем нужно найти?

– Там посередине. Будьте осторожны, бумага старая и хрупкая.

В центре бумажника я обнаружила карман. В нем под пластиковой защитной пленкой оказался сложенный лист пожелтевшей бумаги.

– Я храню и ношу с собой эту статью уже больше шестидесяти лет, – пояснила Эйлин. – В память о Кормаке.