Инсургент - Владимир Максимович Ераносян

пулеметы, у каждого по шесть единиц стрелкового оружия. Сицилиец показал в сторону БУРа и СУСа – барака усиленного содержания и барака со строгими условиями содержания с сотней заключенных в каждом.

– Туда тащите стволы, раздайте через смотрящих. Скажите, что Калач в курсах, если кто начнет буровить! Подымайте зону, вооружайте братву!

В этот самый момент в дальнем бараке площадью двадцать восемь на шесть, разделенном перегородкой, Калач принимал гостей – старого «кореша» Макалана, преобразовавшегося в героя СВО Карлеоне, и морпеха, которого Макалан отрекомендовал Калачу как вызывающий доверия источник компромата на Царя и Сицилийца.

Когда Оникс и Карлеоне шли по территории ИТК до «штабного барака», то заметили баррикады, огневые точки, расставленных на вышках постовых в робах, которые стояли на «шухере», и взгляды – недобрые, сверлящие, презрительные…

Калач чифирил за столом, который перенесли из котельной в барак. Интерьер поменялся – теперь железные двухъярусные шконки стояли рядом с входом и у стен, чтоб в случае чего заблокировать оба выхода и немногочисленные окна. Одно помещение вообще освободили от скудной арестантской мебели с тем, чтобы превратить его в оружейку и склад для боеприпасов.

Ящики с автоматами и патронами стояли не распакованные, была пара ПКМ с запасными лентами. Они стояли на сошках прямо перед столом, за которым восседал пахан. Всем этим арсеналом можно было вооружить человек двести. Правда, Калач возражал насчет бесконтрольной раздачи, на которой настаивал Сицилиец.

А тот стоял на своем, найдя поддержку среди «отрицал», которые «кантовались» в БУРе, и «черной масти», что чалилась в СУСе. Откупорил даже штрафные изоляторы, а там от Калача и враги прятались… Много себе позволил этот залетный и дерзкий Сицилиец, что бесило вора, и он уже тяготился той ролью, что отвел ему Царь, несмотря на «маржу в лям».

– Ну что, насмотрелся косых взглядов, пока добрел досюда? – улыбнулся корешу пахан зоны, но не встал для лобызаний. Пути-дорожки разбежались, но земля круглая. Да даже если б плоская была, человек все одно таскался бы по кругу…

Старый должок перед Магой он и не помнил. А ведь «кроилово» в Дагестане могло закончиться плачевно для вора. Качать права в «чужом монастыре», хотя какие на Кавказе монастыри, чревато! Пришлось привлечь «толкача» в лице Макалана, который перевел понятия на местный лад, каким-то образом сгладив конфликт между большей частью, состоящей из «лавровых бедуинов», как окрестил Калач аутентичную публику, и блатными славянской наружности, коих этапировали в Дагестан на перевоспитание, чтоб сломать.

– Мир в хату. Насмотрелся, – поприветствовал угрюмых людей, трапезничающих в компании пахана, Карлеоне и улыбнулся в ответ. – От нас «кабанчик» и чаек вам цейлонский для мирного чаепития.

– Не отравленный? – высказал сомнение расположившийся по правую руку от Калача положенец Захар-Езид.

– Обижаешь, – ответил за Карлеоне пахан. – Макалан не стукач и не крыса, иначе б сдал меня «фейсам» или «легавым» дней пять назад, как только я ему маляву черкнул и переправил с голубем сизокрылым – нарочным.

– Так мало ли, Калач, как его там его новые начальнички обработали. Может, запрессовали так, что изменился человек. Был арестантом правильным, а сейчас шерстюган, – оценил ситуацию Захар. – Чего они нам такого скажут, чего мы не знаем. И чего Сицилиец не разъяснил. Надо выходить на волю, пока там смута Годинская. Я и в Батайске тюрьму враз подниму, выпустим братву. Увидишь, они за час на администрации какой хочешь флаг повесят, хоть пиратский. Одна проблема только, могут перепутать в Батайске администрацию с домом культуры или с кинотеатром на площади. Надо будет ориентировать по елкам, куда идти…

– Не спеши, Захар, пусть слово молвят. А Сицилийца чего мне слушать? Он что, радио? Я напрямки с его паханом перетираю. Рамсы не путай, Захар. Я тут на хате рулю, сходняк так решил, залетные сегодня прилетели потому, что лебеди на юга летом всегда летят, а нам тут и зимой жить, – прокашлялся Калач, запив слова чаем. – Рассказывай, Мага, и давай, «кабанчика» откупоривай, братва.

Шестерка Калача вскрыл посылку и разложил на столе преподнесенные в подарок сигареты и яства – колбаску, конфетки, апельсины, даже пирожные – эклеры с кремом.

– А дело вот какое. Царь, выходит так, и Сицилиец, который, вижу в авторитете тут, хотя чем у вас конкретно его заслужил, не знаю, на спецслужбы работают западные. И денежки эти, что на голову упали, могут головы снести.

– Под 275-ю подводишь? Двадцатку шьешь за госизмену? – понял намек пахан.

– Я ж не следак, чтоб дело шить, просто факт излагаю и человека привел, кто обоснует мой базар не хуже меня и не на словах одних. Запись есть. Участие их спецслужб в сегодняшних твоих делах, Калач. Под цугундер подводишь братву.

– Калач, что, в натуре, будем слушать этих сук?

– Отчего ж не послушать, это ты у нас только Сицилийца слушаешь. А люди, может, хотят другую точку зрения узнать…

Ониксу вернули изъятый при досмотре телефон, где была диктофонная запись разговора Гасана с Сицилийцем с указанием на интерес Царя. Оникс поставил телефон на стол и нажал на нужную иконку. Слушали внимательно, в мертвой тишине. А в бараке присутствовало помимо ближнего круга пахана еще человек сто зэков. Но до конца ее прослушать не получилось. В барак вошел Сицилиец в сопровождении двух автоматчиков, нагруженных стволами, из его отряда и пары уже вооруженных отрицал, с которыми у Калача сложились не самые доверительные отношения.

– Гляжу, Калач, ты не совсем втираешь, как именно дела делаются. Что тут эти бакланы делают? Кажись, догадываюсь, Оникс собственной персоной, и еще один псевдовоин из «тик-тока». И что за кино тут крутят? – не по статусу, но по фактической сиюминутной силе наехал «положенец», отрабатывающий задачу Царя. – Оружие у вас есть, я раздал и вам принес.

Ровно в эту секунду к Калачу сзади наклонился его верный шнырь, только что получивший по телефону сообщение, и что-то шепнул пахану на ухо…

– Бакланы не бакланы, а кино крутят занимательное. Сюжет такой, что Царь с тобой подались в суки, да легли не под легавых, а под пуделя крашеного забугорного. Под измену Родине мы не подписывались, Сицилиец, мы за справедливость к братве выступаем. Лишнего на себя не берем. Коли было такое, что деньги государство крысит от пацанов, то дело это наше. Но по факту просто бизнес у барыги Година отжимают, но пацанов кидать не собираются. Просто посредник им не нужен, крысой именно его посчитали. А нам зачем чужие разборки, если братва не в обиде будет.

– Что ты горбатого лепишь, Калач, хочешь, чтоб Годин сам к тебе нагрянул и все объяснил? – пошел ва-банк Сицилиец, приближаясь к столу и уже определяя ближние цели для