Инсургент - Владимир Максимович Ераносян

– Афористично о равном обмене или что-то из глубин подсознания, личное.

– Предоставьте, пожалуйста, в течение десяти минут подробный отчет о встрече. Не упустите ни одного выражения, а в скобках – с какой интонацией произносилось, – спокойно попросил куратор.

– Да, есть, принял. Принял. Есть предоставить подробный отчет о встрече, – ответили генералы. – Через десять минут пришлем письменно. Не упустим ни одной реплики, каждое слово будет в рапорте…

Криминальная революция разворачивалась. Стабильность государства висела в этот жаркий июльский день на волоске. Запахло смутой.

Две силы стояли по краям одного моста, моста в будущее России. Оно могло стать сумрачнее ночи и перекатиться прямо в ад гражданской войны. Решать нужно было срочно. К катастрофе подталкивали извне и изнутри. Гиены уже стояли у границ, чуя падаль и готовясь рвать на лоскуты все, что вот-вот станет доступным и неконтролируемым…

Глава 21

Часы – флешбэк второй

В этот знаменательный день Зине стукнуло двадцать. По случаю первого после совершеннолетия юбилея сподобился он получить ценный и весьма функциональный подарок от отчима Михаила Моисеевича. Часы с механическим заводом от японской фирмы «Ориент» в зеленом футляре порадовали молодого парня гораздо больше, чем семейные посиделки в узком кругу с традиционным салатом оливье и лимонадом марки «Дюшес».

Он сразу нацепил на руку дивный атрибут роскоши и взрослости на стальном браслете, по тем временам стоивший лишь чуточку меньше средней зарплаты инженера. В троллейбусе Зиня раз десять деловито сверял время своих часов со всеми уличными часами на фронтонах и столбах, да и просто воображая перед более-менее смазливыми пассажирками.

Душа требовала праздника с подобающим поводу шиком, без взглядов исподлобья и утомительного роя вопросов, вся суть которых сводилась бы лишь к одному: «Завязал ты или нет?»

Выйдя на Невском, он отправился к подельникам, которые ждали его у Аничкова моста, перекинутого через Фонтанку. Там друзья-приятели искренне позавидовали «вождю», получившему столь ценный подарок. Он форсил, демонстрируя циферблат, но важничал, не унижая, намекая, что наступит и на их улице праздник.

Пацаны выпили за здоровье именинника «Жигулевского» прямо у бронзовой статуи «Юноши, поверженного конем». Могли бы пройти по Невскому подальше и найти более укромное местечко. К примеру, в саду перед Адмиралтейством или вообще перейти по мосту на Васильевский остров и обосноваться прямо у реки на Университетской набережной, оседлав сфинксов.

Свою пока малочисленную банду Зиня сформировал не строго по «науке», без соблюдения всех правил криминальной иерархии и уличного «кодекса чести». Он не кичился своей условной судимостью. В районе проживали достаточно молодые и амбициозные люди, уже отбывшие срок и готовые возглавить любую «уличную стаю». Основой набора Зиновия являлся принцип личной преданности, переходящий в подобострастие.

Только при слепой вере в вожака авторитет организатора «высокодоходного предприятия» оставался неприкасаемым при появлении в ближайшей округе более маститого «хулигана», способного соблазнить прилипшую к нему шпану. Поэтому Зиня сделал ставку на малолетних несовершеннолетних жиганов, для которых разница в возрасте в три года уже была достаточным основанием полного повиновения. Более взрослые и опытные в криминальных делах «жужики» вызывали у них страх.

– Мурчат только, а как до дележа дело дойдет, кинут! Да и планировать дело толком не могут, образования ноль! Стратегии тем более, – утверждал Зиня, и ему охотно верили. Пива и сигарет ведь было достаточно, чтобы залить глаза малолеткам, а наобещать с три короба Зиновий мог виртуозно. Язык без костей!

Он от природы отличался ораторским мастерством и был хитер на выдумку, которая лилась из его уст, как сказка, преображающаяся в реальность. Он запросто придумывал условные сигналы и пароли, которые придавали новоиспеченным «бродягам» ореол принадлежности к некому тайному сообществу, сомнительному по влиянию, но жизнеспособному при благоприятном стечении обстоятельств.

Могущество формирования зиждилось на уверенности в способности лидера выйти самому сухим из воды и вытащить члена банды из любого переплета. Горячность и упрямство главаря воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Зиня «у себя на районе» считался легендой после того самого случая, когда один-единственный прибежал на лыжах к финишу в лютую зиму с флажком, который разглядел в непроглядной метели. Такой найдет выход из любой, самой безвыходной ситуации!

Пока еще ватага не столкнулась с реальными неприятностями. Ни от кого, кроме «мусоров», особо не бегала, да и от них не пряталась. Менты не напрягали – на эту группу пока не накопилось достаточно улик в соответствии с открытыми уголовными делами по мелким кражам, гоп-стопу и мошенничеству в парадных и подворотнях Ленинграда. Так что чувствовала группа Зиновия, взявшего себе погоняло Жарко, отдавая дань уважения отчиму, себя вольготно.

Были времена стабильного застоя, когда районные ватаги хулиганов наводили ужас только друг на друга, собирались стаями и дрались, отстаивая территорию, не применяя оружие. Они покуривали бычки и важничали, когда удавалось раздобыть пачку «Мальборо» у залетного фраера или получить ее за выполнение какого-нибудь поручения «старшего пацана». Жарко не любил подчиняться, поэтому сразу перешел на самостоятельные хлеба.

– Мы сами по себе! – говорил он своим. – Зацепки за базар – вещь полезная. Мысль производит слово, а слово – действие. Слово нужно держать. Но вот скажите, если старшие пацаны цепляются за каждое слово, предъявляют за фразу, то они, значит, держат нас за лохов! А мы не лохи.

– Не лохи! – соглашались с Зиней его несовершеннолетние почитатели.

– То есть, выходит, что давать слово лоху и не выполнять его можно и должно, а с ними так поступать нельзя?! А если я именно их считаю лохами, то тогда можно! Зачем нам их правила и их медленная лестница вверх, если мы можем придумать свои и подняться на лифте?!

– На лифте быстрее! И выше! – кивали пацаны, принимая аргументы Зиновия за будущую программу действий. Он все планировал наперед, а часто Фатум влек его помимо его воли, но сообразно с его мечтами и желаниями. Он всегда действовал не наобум, а согласно разработанной пошагово инструкции, словно собирал конструктор.

Ленинград, как и нынешний Санкт-Петербург, был поделен на острова. Это данность, дарованная Петром Великим. Тринадцать разводных мостов в период навигации превращают эти острова в отдельные агломерации. Мосты разводят ночью. А значит ночью, как в игре, просыпается мафия. И ночной город делится на островные «независимые полисы», изолированные от большой земли и центральной власти. Предприимчивый Зиновий уже в начале восьмидесятых в своем богатом на образы и прожекты воображении рисовал границы несуществующих островных республик, не банановых, но вполне самостоятельных. Пару островков он уже тогда мечтал прибрать к рукам.

Мафия и рэкет, конечно, проснутся спустя несколько лет, но