Анти-Горбачев-5 - Сергей Тамбовский

— Догадываюсь, — усмехнулась Анна, — но со стороны своей женской логики могу заметить, что бесконтрольное снятие всех запретов, в том числе и насчет этого твоего секса, может привести к куда как более серьезным психическим отклонениям. Это как день непослушания в детском саду — сначала весело, а потом надо чинить игрушки, вставлять выбитые стекла и лечить переломы у детишек… а актриса, которая главную роль играла, все же неплоха, не могу не признать.

— Наталья Негода, — припомнил титры Романов, — да, некоторый потенциал у нее есть. Может, еще что-нибудь посмотрим? — спросил он, посмотрев на часы, — до ночи еще время есть…

— Давай посмотрим, — вздохнула Анна, — из двух оставшихся названий мне больше нравится Фанат.

Генсек распорядился запустить новый фильм, после чего они почти два часа в полном молчании просмотрели первую заметную роль Алексея Серебрякова. А по окончании начался обмен мнениями.

— Я, кажется, уже видела что-то подобное, — первой начала Анна, — на закрытых показах в управделами была пара фильмов производства Гонконга. Там еще артист такой запоминающийся играл… Брюс Ли, если не ошибаюсь.

— Не ошибаешься, — ответил ее супруг, — «Кулак ярости», «Путь дракона» и еще это… «Игра смерти». На съемках последнего кино, кстати, Брюс Ли умер… и реальные съемки его похорон встроили в сценарий. А «Фанат» это адаптация азиатских боевых искусств к отечественным реалиям, не слишком удачная, но не будем так уж сильно придираться. Каратэ, ушу, тэйквондо — все это тоже ведь было запрещено в СССР, а люди, особенно молодежь, интересовались этими искусствами. И надо еще учитывать, что запретный плод сладок, что способствовало подпольным секциям, где обучали каратэ. Есть такая мудрая поговорка — не можешь предотвратить, возглавь. Так что в таких фильмах, как этот «Фанат», я вижу свет в конце тоннеля.

— Главное, Гриша, — вздохнула Анна, — чтобы этот свет в тоннеле не оказался от фар летящей навстречу электрички…

Ярузельский

Руководитель Польши прибыл на Дачу №5 на следующий день к полудню. Романов встретил лично на крыльце здания, тепло поздоровался и пригласил в гостиную, где уже в полной боевой готовности ожидали Примаков и Соколов.

— Добрый день, Войцех Витольдович, — встал навстречу гостям Примаков, — как добрались?

— Все хорошо, Евгений Максимович, — вежливо отозвался поляк, — никаких проблем в полете не случилось. И если можно, называйте меня Войцех Владиславович… меня так звали, когда я воевал в Войске Польском.

— Конечно-конечно, — ответно улыбнулся Примаков, — как скажете…

Соколов поздоровался с Войцехом без слов, после чего все четверо приступили к обсуждению текущего момента. Можно было заметить, что польский руководитель сильно напряжен и взвинчен, но внешне это проявлялось слабо.

— Итак, Войцех Владиславович, — начал Романов, но тот попросил без отчеств, — хорошо, итак, Войцех, у вас в Польше вторая серия восьмидесятого года начинается, если мы все верно понимаем?

— Да, Григорий, очень похоже, но с некоторыми особенностями, — ответил поляк, — отличия заключаются в том, что политических требований бастующие не выдвигают… ну практически, за редкими исключениями.

— Расскажите про исключения, если нетрудно, — перебил его Примаков.

— Сеньки (хорошо), — перешел почему-то на польский Ярузельский, — про исключения… из двадцати шести бастующих предприятия что-то, напоминающее политику, высказали только два — Гданьская судоверфь и Катовицкий металлургический комбинат. И там, и там потребовали моей отставки и смены правительства. Остальные двадцать четыре объекта выдвигают строго экономические пожелания.

— И в чем заключаются эти пожелания, Войцех? — спросил Романов.

— Повышение минимальной зарплаты, снижение ставок кредитования в банках и налогов на предпринимательскую деятельность, отмена последних штрафов, которые принял Сейм на прошлой неделе.

— Так-так-так, — заинтересовался Романов, — и что же там такого принял ваш Сейм?

— Да ничего особенного, Григорий, — поляк приподнял свои темные очки, чтобы лучше видеть собеседников и огласил весь список, — их там всего-то штук пять было, этих пунктов — четыре за нарушения правил дорожного движения, а пятое оскорбление высших должностных лиц.

— И почем же теперь у вас штрафуют за оскорбление? — вступил в диалог Соколов.

— Сто тысяч злотых… в пересчете на вашу валюту это триста рублей с небольшим…

— Однако, немало, — присвистнул Романов, — у нас это полторы месячные зарплаты…

Глава 26

— А с чьей, извините, подачи Сейм утвердил такие штрафы? — спросил Романов.

— Ну у нас же в некотором смысле демократия, — ответил Ярузельский, — профильный комитет полгода прорабатывал вопрос, вот и проработал, наконец.

— Войцех, — усмехнулся Романов, — ну кого вы лечите, как сейчас выражается молодежь… даже младенцам в яслях понятно, что наши с вами законодательные органы власти ничего сами проработать и выдать на-гора не могут, верно ведь? Было же какое-нибудь ЦУ сверху, да?

— Вы всегда в корень смотрите, Григорий Васильевич (мы же договорились без отчеств, поправил его генсек), да, Григорий… но в данном конкретном случае наш Сейм немного превысил свои полномочия… так сказать, забежал перед паровозом, как говорится в одной русской пословице…

— Вы в Войске Польском научились русским поговоркам? — поинтересовался Примаков.

— А где же еще, — развел руками поляк, — конечно там… нашу бригаду под Казанью собирали, давно дело было, но каждый раз, как вспомню, так и вздрогну.

— Давайте уже ближе к делу, — поморщился Романов, — я, если начну, тоже могу долго выдавать свои воспоминания о войне. Что там с Сеймом у вас случилось, Войцех?

— Немного превысили они свои полномочия, — Ярузельский опять надвинул свои темные очки на глаза, — вот и приняли такое постановление, где оскорбление высших должностных лиц в государстве карается полутора вашими месячными зарплатами.

— Печально… — Романов открыл бутылку Боржоми и налил себе полный стакан, — а как-то проконтролировать это дело никак нельзя было?

— Увы, — ответил поляк, — был занят другими делами, а мои ближайшие подчиненные меня проинформировали с некоторым запозданием.

— С этим понятно, — продолжил Романов, — думаю, что последние постановления Сейма можно немного поправить. А еще какие требования у бастующих?

— Еще они требуют вывести русские войска из Польши, — убитым голосом ответил Ярузельский.

— Тэээк… — вытер пот со лба Соколов, — ну