Продавщица 4: А с платформы говорят… - Анна Наумова

* * *

В нашей коммунальной квартире все было по-прежнему. Лаврентий Павлович по-прежнему трудился в НИИ и разрабатывал какие-то свои химикаты, в которых я ровным счетом ничего не понимала. По химии у меня в аттестате была «тройка», нарисованная учителем из чистой жалости. Хоть убей, но я не понимала, что такое «валентность»…

Антонина Семеновна готовила к выпуску издание своей очередной книги про тайны Ленинграда, Вера с Власом работали, а Лидочка училась в школе и в свободное время беззаботно играла во дворе. Игры дворовой детворы были самые что ни на есть распространенные, знакомые каждому ребенку семидесятых: казаки-разбойники, салки, пятнашки, «вышибалы», «горячая картошка», «съедобное — несъедобное», «десяточка» — это когда десятью разными способами пытаешься словить мяч, отскакивающий от стены…

Пацаны рубились в «ножички» — чертили на земле круг и с помощью броска «отвоевывали» себе новые территории. Как ни странно, с ножиками ходили почти все мальчишки, и ни у кого это не вызывало удивлений или опасений. А уж полазать по стройке — и вовсе излюбленное занятие пацанов… Стройки в нашем районе было навалом. Удирать от сторожа, бегущего за тобой с битой — конечно, то еще удовольствие, но почему-то пацанов тянуло на стройку, как магнитом.

А еще у каждой уважающей себя девчонки имелась резиночка. Нет, не яркая резинка для волос, а самолично сшитая большая резинка, сшитая из маленьких. У меня тоже в свое время была такая резиночка, сшитая из резинок от старых детских колготок. Игра в «резиночку» требовала определенной физической подготовки, хоть и казалась на первый взгляд простой. Две девочки, стоя на некотором расстоянии друг от друга, держали на ногах резиночку, а третьей предстояло через нее прыгать. После каждого прыжка резиночка поднималась чуть выше. Заденешь при прыжке — уступаешь ход следующей, а сама встаешь держать резинку, и так по кругу. Особо прыгучие девчонки могли подпрыгнуть чуть ли не выше своего роста… Мне, признаться, этого никогда не удавалось.

Накатывало, конечно, иногда желание тряхнуть стариной и попрыгать вместе с девочками во дворе, но я, конечно, себя сдерживала. Можно себе представить лица пятиклассниц, когда на прогулке в школьном дворе завуч Дарья Ивановна возжелает к ним присоединиться вместо того, чтобы отчитывать старшеклассников, курящих за школой. Эх, правду, видимо, говорят: «Нет ни одного ребенка, который не хотел бы снова стать взрослым, и ни одного взрослого, который не хотел бы снова стать ребенком»…

Правда, с каждым днем все больше холодало, и детворы во дворе становилось все меньше. Вот скоро начнутся настоящие холода, выпадет снег, зальют хоккейную «коробку» во дворе, наступят каникулы — и настанет пора баталий. Все пацаны от мала до велика стащат с антресолей свои коньки и клюшки, любовно сдуют с них пыль и выскочат во двор играть в хоккей. Мобильных телефонов и планшеты еще не придумали, игровые компьютерные клубы — тоже, «видаков» почти ни у кого нет… О навороченных приставках детвора и не слышала. Поэтому ребятня просто ходила друг к другу в гости — играть в настольные игры, клеить модельки машин и смотреть детские передачи… Лидочка, например, почти ежевечерне забегала ко мне с кружкой чая и пакетом ирисок, запрыгивала на диван, и мы почти до поздней ночи читали с ней «Тома Сойера», пока сердитая Вера не загоняла девочку домой.

Несмотря на то, что сейчас, во время своего четвертого путешествия в СССР, я жила в своем любимом городе, я очень скучала по Москве: катку возле ГУМа, прогулкам по Красной площади, набережной Москва-реки… А как красиво украшали Москву к Новому Году! До сих пор нет-нет, да и вспомню, как зимой пятьдесят шестого года мы с моим тогдашним молодым человеком Ваней выписывали пируэты на катке… Ваня лихо рассекал по льду на мощных «Норвегах», а я, взяв его за руку, скользила за ним на своих «Снегурках»… Как тепло было в объятиях этого простого заводского парня молоденькой хрупкой Даше…

Но это все было больше двадцати лет назад. А сейчас я, взрослая, зрелая и вполне самодостаточная женщина с кучей забот, проблем и обязанностей, сосредоточенно шла по Литейному проспекту, направляясь к Мариинской больнице. В эту больницу больше месяца назад попала с переломом наша учительница Власта Матвеевна — строгая, высокая дама, преподававшая алгебру и геометрию. Уж и не знаю, почему, но Власта Матвеевна пользовалась у наших учеников огромным авторитетом. Ее и любили, и уважали, и одновременно боялись.

Нет, Власта Матвеевна, в отличие от некоторых советских учителей, никогда не повышала на учеников голос, не обзывала их, не унижала и уж тем более не била указкой по рукам. Однако она могла утихомирить целый класс орущих и дерущихся подростков, попросту строго нахмурив брови. Что же касается оценок, то тут Власта Матвеевна была и строга, и справедлива. Распространенной «болезнью» многих учителей той поры, любящих ставить двойки по преподаваемому предмету из-за плохого поведения на уроке, она не страдала, и оценивала исключительно знания.

А когда мой одноклассник Сеня Зайцев заболел и провалялся дома целый месяц во время третьей четверти, Власта Матвеевна ходила к нему домой каждый день после уроков и объясняла сложный материал, чтобы ученик не отстал. Надо сказать, что парень не забыл ее доброту. Сеня, получив по окончании десяти классов золотую медаль, после вручения аттестатов преподнес Власте Матвеевне огромный букет роз и поцеловал руку, невольно заставив строгую учительницу смахнуть слезу.

В нашей школе она проработала почти до двухтысячного года, пока силы ее не оставили совсем, и она не засела дома, выходя оттуда только раз в пару недель… Думаю, что секрет любви к учеников к самой строгой школьной преподавательнице был прост — к каждому ученику вне зависимости от внешнего вида и успеваемости она относилась с уважением и обращалась исключительно на «Вы», даже если это был пятиклассник. Порой забавно было наблюдать, как высоченная Власта Матвеевна отчитывает за невыученный параграф какого-нибудь лопоухого малыша, а тот одновременно и стыдится, что не подготовился к уроку, и гордится, что ему «выкают»…

К сожалению, в палату к Власте Матвеевне меня не пустили.

— Карантин, — лениво жуя яблоко, сказала мне в регистратуре суровая служащая. — Объявление висит. Читать, женщина, надо… И передачи сейчас не берем. Говорю же: краснуха у нас. Через месяцок приходите…

Расстроившись, я уже хотела было идти домой, как вдруг услышала знакомый голос:

— Здравствуйте! Мне бы Прянику пакет передать…

Я обернулась