Эффект Эха - Павел Александрович Шушканов

– Достаточно просто хоть раз сходить на могилу.

Женя всегда оставалась доброй. Даже зная, как сильно я буду психовать после ее напоминаний. Но в этот раз я просто сказал, что очень постараюсь.

– С тобой все в порядке? – усомнилась она.

– Лучше не бывает. Со мной боевой заяц и пятилетний ребенок. И, кажется, мы идеальная команда.

Женя хихикнула в трубку и пообещала перезвонить.

В электричке Даша спала. Изъятый у меня заяц выглядывал потрепанными ушами из-за ее локтя. Я смотрел на пролетающий за окном лысый лес и далекие низкие домики на горизонте. Рваные облака прятали полуденное солнце. У меня не было никакого плана, кроме как найти радиолюбителя, место, где он живет или хотя бы какую-то информацию о нем. Проще всего было, конечно, получить очередную «работу» и отправиться с Лорой. Чем ближе эти аномалии, тем ближе присутствие Эхо – это я не только чувствовал, но и понимал головой. Но Лора больше не получала заказов. Что-то неумолимо менялось в окружающем мире и как этому сопротивляться не знал ни я ни она.

Я мельком взглянул на табличку над окном. Все те же похожие на крестики буквы Т. Может что-то еще где-то стало другим, только мы пока не замечали этого. И каким же прекрасным было время – малодушно подумал я, – до того, как Лора с монтировкой в руке не возникла на пороге моего номера. Даже та в меру паршивая жизнь казалась прекрасной и понятной. По крайней мере я успел привыкнуть к ней за много лет. Сейчас даже клавиатура моего собственного старого ноутбука пугала своей необычностью. Я старался набирать текст так, чтобы не использовать Т, но это слишком популярная буква, хотя каждый раз палец на мгновение замирал над клавишей, словно боясь прикоснуться к чему-то неприятному, даже мерзкому. В конце концов кончиком лезвия я вернул клавише привычный вид, но ничего не поменялось в тексте – все те же крестики. И буква О – но тут скорее всего уже паранойя – начинала казаться мне слишком круглой.

Бредовый мир! Говорят, человек может приспособиться к абсолютно любым условиям – потому наш вид и выжил, не имея острых когтей, зубов и меха. Но были вещи, которые отрицают не тело, а разум. Такие как «полуденный кошмар» или «зловещая долина» – что-то кажущееся привычным, но неуловимо отличающееся от нормы. И разум отвергал это, сторонился этого, боялся, излучая куда больший ужас, чем перед когтями пещерного медведя.

Оставалось непонятным, почему только я заметил изменения. Ну и Лора, конечно, хотя не слишком охотно говорила о них. Для нее это обыденность, для меня – конец привычной жизни. Вероятнее всего потому, что мы были там, где эта аномалия возникла. И если бы не моя тупость и упрямство Дмитрия, все было бы в порядке. До поры до времени.

Я вспомнил те неоднозначные предупреждения в квартире в полузаброшенном доме, намекающие на то, что мне вообще не стоило лезть во все это. Хотя и тот факт, что так случайно жизнь свела меня с Лорой, причем дважды, говорил о том, что я должен был вмешаться тем или иным способом. Иначе мне пришлось бы поверить в то, во что я не верил никогда – в совпадения.

Хотя иногда они все же случались. Взять хотя бы тот случай, когда я взял заказ на вывеску кафе.

***

Вывеску снова забыли протереть. Этажом выше шел ремонт, из раскрытого окна летели клубы побелки и громкие голоса рабочих, ветер полоскал край дырявого целлофана, служившего заменой окну. Вывеска кофейни внизу и большие окна с блеклыми рисунками чашек и бубликов были щедро усыпаны строительной пылью.

Над дверью привычно клацнул колокольчик. Я выбрал столик под картиной с котом и потянулся к выцветшему видавшему виды меню. Им удобно обмахиваться. Кондиционера тут не было, а под потолком медленно вращались старомодные вентиляторы, перемешивая знойный воздух с просто теплым. И все же не так жарко, как могло бы быть. За окном рос огромный каштан, укрывающий старое кафе от июньского солнца. Чудом пробившиеся лучи поигрывали на пустом подоконнике, где раньше стояла, украшая интерьер, большая ламповая радиола.

Хозяин подошел сам, вытер руки о передник и кивнул.

– Кофе и кекс с корицей, – привычно заказал я и извлек из портфеля перехваченную резинкой толстую папку.

– Оно? – хозяин кивнул на папку, убирая в карман не пригодившийся блокнот.

– Оно. Подходите, выберем что-нибудь.

Хозяин ушел, а я откинулся на плетеный стул и с улыбкой обвел взглядом маленький уютный зал. Когда-то тут была сберкасса или что-то вроде того. Непомерно высокие потолки хранили остатки лепнины, одинокая колонна подпирала свод. Столики – едва ли больше десятка – хаотично расставленные по чисто вымытому полу, были пусты. Даже меню одно на весь зал. За большими окнами безразлично сновали люди, огибая старый каштан.

А когда-то тут было людно и весело. Женя сидела напротив меня за этим самым столиком и покачивая ногой, рассматривала картину с котом.

– Ну и чучело.

– Решено, мы заведем кота и назовем его Чучело, – отозвался я, выглядывая из-за меню. Женя поморщила носик. Она хотела большого попугая.

За соседними столиками кипела жизнь, официантки в коротких платьях сновали между ними и разносили кофе и сладости. Хрупкая девушка принесла нам глинтвейн и кексы с корицей.

– Смотри, какая симпатичная, – шепнула Женя. Я приподнял бровь и покачал головой, давая понять, что не поведусь на провокацию.

– Ну и дурак, – Женя улыбнулась и откинулась на плетеный стул. – А знаешь, я кексов с корицей больше нигде не встречала, кроме как здесь.

– А их больше нигде и нет, – гордо сказал я, – уникальное место.

– Ну, давай-давай, выделывайся, – она засмеялась и требовательно протянула руку. Я вздохнул, снял с пояса CD-плеер и положил ей на ладонь, вместе с наушниками.

– Что там сегодня? – поинтересовалась она.

– «Кино».

Но Женя уже не слышала, она прикрыла глаза и постукивала ногтями по столу в такт музыке. Через минуту она приоткрыла глаз и притворно нахмурилась, протягивая мне один наушник.

– Подсаживайся уже, дурень.

Я посмотрел на кресло, где когда-то сидела Женя. Оно было плотно придвинуто к столу. Плетеная лоза топорщилась и едва держалась на каркасе.

Вернулся хозяин. Поставил передо мной чашку с кофе и тарелочку с съежившимся кексом, достал платок и вытер запотевший лоб.

– Что там? – кивнул он на папку, расположившуюся под моей рукой.

Я разложил на