Соединенные Штаты России 3 - Полина Ром

— Стойте, Ваше Величество, — внезапно произнёс Скрип, глядя в пустоту. — Этот человек хочет вас убить в нарушение законов используя привилегии посла.

— Цинк, — выдохнул Рим, глядя в синие глаза. — Он там? Задрот, не молчи.

— Там испанец, — сказал Скрип. — Держит под прицелом.

— Стоп, — отчетливо произнес Рим. — Цинк, нельзя так поступать. Мы пытаемся спасти короля Франции, чтобы избежать войны с Англией. Но если убьем испанца, посла, — начнём войну Франции с Испанией. И тогда опять все пойдет кувырком. Мир опять сгорит в огне войны. Цинк, ты понимаешь? Нельзя убивать посла.

— Королева Елизавета — ваш верный союзник, — продолжал монотонно читать Скрип, передавая по внутренней связи сообщение. — Она будут править Англией и Шотландией как единым государством вместе с Марией Стюарт. То кольцо, которое пришло вам с этим письмом, ни одна из королев вам не посылала. Его доложил от себя испанец. Тот, который пытается отравить вас, Ваше Величество. Мендоса — изменник собственной короны. Волк в овечьей шкуре…

— Merde! — послышалось возмущенное восклицание.

Скрип замолчал. Рим повернулся.

К ним по коридору шел возмущенный герцог Генрих де Гиз. Он представлял собой сплошь воплощение оскорбленной добродетели — видимо, злой, что его бросили. Подойдя к Риму и Скрипу, он принялся что-то кудахтать на французском.

Надобности в герцоге больше не было и Разумовский от души прописал ему в рыло. Несостоявшийся оппозиционер отлетел, как мешок с тем самым «мерде».

— Помолчи, — процедил ему Рим, пока герцог с выпученными глазами валялся, пялясь через балкон в солнечное небо. Шляпа съехала ему на рожу, пальцы рук слегка подрагивали.

— Идём, — потянул «синеглазку» Андрей, и они снова пустился бежать по коридору. — Задрот тянет время, или он с Цинком?

— Не разберу, — сказал Скрип. — Когда он на французском чешет — я его с трудом понимаю.

Здесь были стражники. Много гвардейцев с огнестрельными ранениями. Похоже, Цинк, добираясь до короля, не считался ни со средствами, ни с методами. С другой стороны, лежащие и корчащиеся тела служили Риму лучшим ориентиром, куда идти.

Поэтому они без труда добрались до дверей с позолоченными ручками. Потянул их, рискуя получить пулю. Вошёл внутрь.

Конечно, это был не тронный зал. Что в Англии, что здесь, что в любой другой точке планеты, во все времена и при любой власти — истинно серьёзные вопросы решались в таких вот простых комнатах, в неприметных закутках. В местах, именно для этого и существующих во всех замках, организациях и бункерах.

Король сидел за столом, наполненным кучей бумаг с перьями и чернилами. На письме, лежащем на столе, красовался перстень Борджиа, на который король смотрел немигающим взглядом. Самого короля было нетрудно узнать по парику и выражению лица. Только парик был не клоунский, а выражение не комичное. Перед Разумовским действительно сидел лидер мощного государства с лицом типичного человека, который не понимает, почему его снова обманули, да еще на таком высоком уровне.

А у окна, в привычной позе, как ни в чём не бывало, стоял невозмутимый посол Бернардино де Мендоса. Между ним и королем стоял Цинк, с непроницаемым лицом, целящийся из пистолета в лицо послу. Рядом с ним переминался с ноги на ногу Задрот, который, завидев Рима, запнулся и перестал что-то чесать по-французски.

Цинк же на визит командира не обратил вообще никакого внимания.

— Стой, — сказал Рим, обнаружив, что запыхался, а сердце колотится, как бешеное. — Цинк, не нужно, послушай меня…

— Это ты послушай, — мягко сказал командир второй группы. — Андрей, тебе пора прекращать изображать главного. Когда-то я пообещал тебя слушаться, сейчас я об этом жалею.

— Цинк…

— Ты забыл, что среди нас было две боевые группы, — продолжал Цинк. — Твоя и моя. Мы всё время действовали, как одно целое. Но то было скорее вынужденная мера — до тех пор, пока не появится важная задача, которая снова потребует разделиться. И такие задачи нам попадались постоянно. И ты, Андрей, прогавкал их все.

Рим в замешательстве посмотрел на Задрота, и тот пожал плечами. Король перестал смотреть на перстень итальянской девушки, который должен был принести ему смерть, а его державу — вовлечь в войну. Он с напряженным лицом смотрел на неизвестных гостей, то и дело обращаясь вопросительным взглядом к испанскому послу. Видимо, хотел, чтобы тот ему перевел непонятный язык.

И это заставило Рима похолодеть. Похоже, ситуация зашла до того далеко, что сильные мира сего по-прежнему вынуждены больше доверять геополитическим врагам, чем им спасителям.

— Я согласен, что нужно было спасать короля, — говорил Цинк, продолжая пристально смотреть в лицо Бернардино и целясь в него же из пистолета. — У нас было два варианта действий. Работать в сторону поиска испанца во дворце — или внедриться в охрану герцога. Истинный командир сразу бы понял, что это две разные миссии, для двух разных боевых групп. Но ты просрал такую простейшую стратегическую вилку. Равно как и до этого не сообразил, что, если есть две английские королевы — значит, есть и две задачи. Спасать силовым путём Лизку или надавить на Машку. Но ты, как баран, пёр вперёд, и тащил за собой остальных, ни разу не сообразив, что здесь уместно вспомнить, как грамотно делегировать.

Рим шумно втянул воздух.

— Андрей, я так не могу с тобой работать, — сказал Цинк. — Позволь мне в этот раз решить самому. Иначе я решу сам без позволения.

— Нельзя убивать испанца, — повторил Рим. — Хочешь обсудить моё командование? Хорошо, я согласен. Решим между собой, или поставим на голосование. Хочешь — дуэль устроим. Но не ломай всё, что мы сделали. Цинк, мы не имеем больше права начинать войны, понимаешь? Надо спасти как можно больше игроков на этой чертовой шахматной доске, что мы сами же и создали.

— А если я не согласен? — спросил Цинк мрачно.

Рим перехватил пистолет.

— Значит ты не выполняешь ни приказ, ни просьбу, — сказал он.

— Почему же? — спокойно проговорил Цинк. — Ты ведь не высказал ни того, ни другого.

Палец Рима на пусковом крючке зашевелился…

— Нет! — воскликнул Задрот, когда Рим собрался выстрелить Цинку в руку.

Пистолет Разумовского дёрнулся. Прозвучал выстрел.

И у Рима потемнело в глазах, когда он понял, что радист из его группы падает с пулей в груди.

— Ты чего⁈ — выдохнул Скрип, обегая Рима и хватая товарища. — Рим, какого чёрта⁈

Цинк опустил пистолет, омертвевшим взглядом глядя на своего радиста. Затем посмотрел Риму в глаза, и в его взгляде не было ничего хорошего.

— Твою же мать, — только и произнес Цинк, срывая с