Шарлатан V - Квинтус Номен

А я о другом: вы наверняка знаете людей, которые могут там культуру национальную все же в правильном направлении повести. Наверняка таких украинцев много, нужно дать им только возможность и поддержку обеспечить со стороны центра.

— Эх! Знаю, Вовка, знаю, много таких, ты прав. Но ведь проблема в том, что все они, считай, городские, а у селюков к городским отношение… Но я об этом подумаю, ты прав, этим нам заняться нужно. А ты тогда давай, лети обратно в свой Перевоз, я слышал, тебе Павел Анатольевич новую работенку придумал. А работа у тебя, он говорил, не простая, и кроме тебя с ней наверное вообще никто не справится.

— Он мне льстит.

— Да куда уж тебе-то больше льстить! После того, что с выходом твоей книжки в науке началось, появилось мнение, что… впрочем, перебьешься. Иди, а протеже твоего… ты мне за него ответишь, если что!

Новая работенка, подкинутая Павлов Анатольевичем, заключалась в том, что в институте, возглавляемым Ю Ю, внезапно появился новый факультет. Под названием «факультет теоретической физики» — но на самом деле моя книжка, хотя в ней и про физику было много сказано, была вообще не причем. Как не причем была и «теоретичество»: на новом факультете было принято решение готовить специалистов по физике атомной, в том числе и персонал для строящихся атомных станций. Место столь странное было выбрано по нескольким причинам, и одной из главных было то, что Пьянский Перевоз медленно, но неуклонно превращался в «закрытый» город: посторонних сюда просто не пускали, а вот инфраструктура — вполне городская — уже обеспечивала возможность набора значительного числа «дополнительных» студентов. К тому же для преподавания разных специальных дисциплин было нетрудно приглашать специалистов и из Арзамаса-16, и из Горького.

Ну а чтобы студентам было, на чем обучаться, рядом с городом (а точнее, на противоположном берегу Пьяны, напротив Коноплянки) началось строительство «опытной атомной станции». Ее было решено выстроить (причем «ударными темпами») сразу после того, как был произведен пуск первого реактора на Нововоронежской АЭС, и электростанцию решили строить с таким же, на двести сорок мегаватт, реактором. То есть там предполагалось сразу два энергетических блока ставить: один на двести сорок мегаватт и один — на восемьдесят пять (такой же, какой планировалось в Германии поставить). Строить эту станцию предложил лично товарищ Малышев: ему было просто жалко отправлять на переплавку уже готовый корпус «мощного» реактора. А второй блок («маленький») был уже инициативой товарищей из Выксы: именно им было поручено для немцев корпус изготовить, а заводчане решили, что необходимая для этого оснастка окупится только если минимум четыре таких корпуса на заводе сделать — и заложили сразу два. А так как средства на постройку блока выделила Зинаида Михайловна, в правительстве возражать просто не стали…

Если с «маленьким» реактором все было понятно, то с «большим» вообще получилось… несколько странно. Корпус для реактора изготовили в Ленинграде на Ижорском заводе, но там получился «первый блин комом», и для Воронежа был изготовлен еще один. А «комковатый» долгое время просто валялся на заводе, так как его даже порезать на металл было очень непросто. Ну а когда заработал завод в Выксе, тамошние специалисты в Ленинград съездили (чтобы разобраться, как, собственно, реакторы делать), а по результатам обучения написали товарищу Малышеву «докладную записку», в которой сообщили, что «допущенный брак», так как в Выксе поставлено новое очень непростое оборудование, они могут и исправить за весьма умеренную сумму. И им корпус отправили, причем не столько для «исправления», сколько для того, чтобы выксунцы на «полуфабрикате» свои технологии обкатали. Ну они и обкатали, после чего комиссия Средмаша «признала корпус реактора годным к эксплуатации». Но признать-то признала, а электростанцию для него никто строить тогда не собирался — и вдруг «подвернулась оказия». То есть оказия подвернулась в виде утвержденного проекта станции на восемьдесят пять мегаватт, но место-то под станцию выделили с запасом — и Вячеслав Александрович направил руководству страны уже свое предложение.

Вообще-то атомная станция — штука довольно не дешевая, и правительство тратить деньги на «маломощную» станцию не захотело, тем более что стоимость самого реактора в стоимости всей станции была лишь незначительной частью. Но в предложении товарища Малышева оказалась очень заинтересовавшая товарища Коробову деталь: имея готовый реактор и «референтный образец», станцию можно было выстроить даже меньше чем за два года. В результате у меня еще работенка появилась, так как триста миллионов даже Зинаида Михайловна из загашника вытащить возможности не имела.

Впрочем, и у меня загашника с требуемой суммой как-то не обнаружилось — но обнаружилась идея, откуда такую сумму можно при определенных усилиях извлечь. Причем извлечь даже без каких-либо «капитальных затрат», так как вся нужная для этого инфраструктура уже имелась. С Павлом Анатольевичем я на эту тему по телефону поговорил, как он разговаривал с товарищем Булганиным, я не знал, но Павел Анатольевич в «ответном звонке» мне вкратце пересказал, какими терминами Предсовмина эту затею охарактеризовал. А затея была проста как три копейки: в СССР новые вычислительные машинки постепенно переводились на полупроводники, причем первыми чисто полупроводниковыми блоками машин стали блоки памяти — а ведь производство ферритовых матриц все еще не было ликвидировано. И теперь «французская» компания продавала за рубежом (причем по ценам, почти втрое меньшим, чем такие модули могли делать капиталисты) оперативную память на ферритах, забавные терминалы с электронно-лучевой трубкой и ставшие очень популярными там принтеры с «цепной» печатью, выдающие печатный текст со скоростью в три строки за секунду. А компьютеризация у капиталистов продвигалась ускоренными шагами, только во Франции появились четыре компании, производящие разные вычислительные машины — и эти «комплектующие и периферия» со свистом расходились вообще оптом.

Самое забавное было в том, что принтеры теперь официально поставлялись Советским Союзом, но буржуев это уже не напрягало, так что денежки в страну пошли уже весьма серьезные — и на новую АЭС их вроде хватало. Тем более хватало, что на самом деле там строить собрались не два реактора, а вообще три, и третий — полностью изготовленный на «Красном Сормово» и в КБ Игоря Ивановича Африкантова — уже просто «ждал», пока для него соответствующий корпус выстроят. Правда, он считался вообще «исследовательским» — но именно он должен был стать основным для обучения будущих специалистов-атомщиков. Точно такой же начал строиться и в Москве, в МИФИ — но в Москве пока что на стройке еще даже конь не валялся, а у нас в Перевозе (под шумок,