Физрук: на своей волне 4 - Валерий Александрович Гуров

Однако надо признать, что характер у Миланы крепкий. Девчонка довольно быстро взяла себя в руки. Возможно, просто поняла, что угрозы я для неё не представляю.

— Да… вот решила уйти, — наконец ответила она.

Интересно, конечно. Собралась уходить среди ночи, в чужой квартире, даже не поставив никого в известность… И изображает полное спокойствие.

Безусловно, я мог бы ей устроить допрос с пристрастием и выяснить, почему она решила уйти именно сейчас. Но версия о том, что её «не молодой человек» вернулся во двор, выглядела неправдоподобной. Он уезжал так, что было ясно — понял всё и в ближайшее время к девчонке даже на пушечный выстрел не подойдёт.

Впрочем, спрашивать даже не пришлось. Девчонка сама вывалила свою версию, причём с такой уверенностью, будто заранее репетировала перед зеркалом.

— Владимир Петрович, я вам очень благодарна за то, что вы мне помогли, — начала она. — Но я не маленькая и не слепая. Я сразу поняла, что вы поссорились с Аней из-за меня. Поэтому я решила, что уйду прямо сейчас… чтобы никого здесь больше не напрягать.

И после этих слов захлопала ресницами. Так невинно, будто передо мной стоял сущий ангелочек.

Вот только за то недолгое время, что я её знал, я прекрасно понял, что ангелочком Милана не была и близко. Характер у неё был такой, что если дать слабину — сядет на голову и ножки свесит.

Я внимательно на неё посмотрел, не поддаваясь ни на какие её «чары», которые она сейчас источала слишком активно.

— Нет, дорогуша, — отрезал я. — Ты никуда посреди ночи не пойдёшь.

— Но… — всё-таки попыталась она возразить.

— Без «но». Это даже не обсуждается, — заверил я. — Завтра я позвоню твоим родителям и поговорю с твоим отцом.

— Только не это, Владимир Петрович… не надо с ним разговаривать, — взмолилась она почти моментально.

Ага. Вот и первая настоящая эмоция без маски.

— Разберёмся, — сказал я спокойно. — А сейчас снимай обувь и марш по курсу в мою комнату.

Милана замялась, вцепилась руками в сапог, явно надеясь выторговать себе хотя бы малейшее послабление. Но, видя, что я не собираюсь уступать ни на миллиметр, медленно начала снимать обувь.

Я же вытащил ключ из двери и положил его в карман своей новой пижамы. Так, чтобы она поняла, что ночных побегов больше не будет.

Девчонке это явно не понравилось — по лицу было видно. Но при всём своём характере сказать вслух Милана ничего не осмелилась.

Девчонка разулась и пошла в комнату, виляя бёдрами, будто идёт не к кровати, а на подиум. Перед самой дверью она неожиданно остановилась, замерла на секунду, а потом медленно повернулась ко мне. На лице появилась невинная, обезоруживающая улыбка. Настолько идеально поставленная, что иной бы и растаял.

— Владимир Петрович… если честно, мне страшно, — призналась она почти детским голоском. — Я очень плохо сплю на новом месте… и ещё… я боюсь темноты.

— И? — уточнил я, хотя уже начинал понимать, куда она клонит.

— Мне бы хотелось, чтобы вы… побыли со мной. Пока я не засну. Иначе я заснуть не смогу, — призналась она, опустив взгляд.

Вот это было неожиданно.

Я привык разбираться в людях, особенно в женщинах. Однако сейчас, честно говоря, не мог с точностью сказать — блефует она или нет. Девочка она непростая, хитрости в ней хватает, но просто так такие слова не бросают. Значит, что-то её на это толкает.

Похоже, она почувствовала моё секундное колебание и тут же усилила давление.

— Вы, Владимир Петрович… настоящий мужчина. И если вы побудете со мной рядом, я точно смогу заснуть, — произнесла она мягко, а потом жалобно добавила, растянув последнее слово: — Пожа-а-луйста…

Ну да, включила всё обаяние на максимуме.

— Ладно, пойдём, — согласился я. — Только давай договоримся: ты ложишься, сразу закрываешь глаза и спишь. Без разговоров.

— Сделаю всё от себя зависящее, — пообещала девчонка.

По тому, как она это сказала, было понятно, что именно такого ответа она и добивалась.

Мы вошли в комнату. Я сел в кресло у стены, кивнул на кровать:

— Ложись.

Милана подошла к кровати, но ложиться и не думала. Стояла, переминаясь с ноги на ногу, будто специально тянула время.

— Чего встала? — поторопил я. — Давай на боковую.

— Ну… мне же нужно раздеться. Можете, пожалуйста, отвернуться? Я быстро.

— Валяй, — коротко ответил я и отвернулся к стене. — Скажи, когда закончишь.

Минуту в комнате стояла тишина, нарушаемая только тихим шелестом ткани. Она действительно начала раздеваться — звук был настолько отчётливый, что вопросов, чем она там занимается, не оставалось.

— Я всё, — сказала она наконец.

Я обернулся и… похоже, сделал это чересчур резко. По крайней мере, успел заметить, как она, полностью обнажённая, одним лёгким движением прыгнула под одеяло, укрываясь с головой.

На полу, рядом с местом, где она переодевалась, осталась аккуратная кучка одежды. И среди неё — её трусики.

Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, чем это пахнет. Девчонка меня откровенно соблазняет.

Вот же, блин… малолетняя оторва.

Положа руку на сердце — неудивительно, что у её «не молодого человека» однажды поехала крыша. Фигурка у неё была, что ни говори, точёная, на загляденье.

Зачем ей это было нужно?

Не знаю.

Про близость со мной… тут можно только гадать.

Хотела так отблагодарить за помощь, которую я ей оказал? Или решила проверить границы? Или у неё в голове творится что-то, что мне и представить сложно?

Чёрт его знает. Утверждать точно я бы не рискнул.

Что у неё там внутри? Я понятия не имею — но ясно одно, что эта девчонка играет в игры, которые ей объективно не по возрасту.

Как бы там ни было, я откинулся на спинку кресла и попытался устроиться поудобнее. Хотелось верить, что она быстро заснёт, и я заодно присмотрю, чтобы всё было в порядке.

Милана ещё несколько минут ворочалась, переворачивалась с бока на бок, устраиваясь как можно удобнее. Наконец тихо прошептала:

— Спокойной ночи, Владимир Петрович… И ещё раз спасибо вам за всё.

— Спокойной ночи, — ответил я.

Через пару минут в комнате раздалось её ровное дыхание — похоже, заснула.

А затем и меня самого накрыл сон. Как будто выключило. Усталость была такой плотной, что я даже не заметил момента, когда провалился в глубокий, вязкий сон.

И понял, что сплю, уже тогда, когда неожиданно почувствовал чьи-то осторожные руки у себя на воротниковой