Физрук: на своей волне 4 - Валерий Александрович Гуров

— Ты что творишь, зачем в мою машину лезешь, э-э? — заговорил водила скороговоркой. — Тебе что надо, слышишь, э-э⁈

— Рот закрой, — оборвал я его.

Он замолчал мгновенно. Челюсть, правда, осталась отвисшей от удивления. Ну или от того, что он никак не ожидал, что кто-то зайдёт к нему в салон без приглашения.

Я медленно повернул голову, посмотрел на него пристально.

— Тебе какого хрена здесь надо? — спросил я.

— Я, вообще-то, человека здесь жду, — просипел он.

Так. Понятно. Одна версия сразу отпадает. Если бы водила действительно следил за мной, то сразу понял бы, кто я такой. Но по его реакции было видно, что он меня не узнал.

Значит, остаётся единственное разумное объяснение — школьница вышла с ним на связь и попросила приехать.

Что ж, любовь штука упрямая… полюбишь кого угодно, даже такого вот бестолкового персонажа. И нет сомнений, что он мог наобещать ей целую тысячу извинений, вспомнить про их свадьбу в Италии, поклясться, что уходит из своей семьи, и вымаливать прощение всеми возможными способами.

Но мне, откровенно говоря, на все эти подробности было плевать с высоты самой высокой в мире колокольни.

Уж если так получилось, что меня втянули в эту историю, то на правах учителя этой Миланы разбираться буду я.

— Короче, дружочек, я тебе так скажу, — начал я. — Сейчас, когда я выйду из машины, ты поедешь дальше. К жене, детям — они, наверное, тебя дома ждут. Здесь ты никого ждать не будешь. И я тебе это настоятельно не рекомендую.

Пока я говорил, у горе-любовника глаза медленно вылезали на лоб. Он слушал меня, и по лицу было видно, что его пугает вовсе не тон. Неа, водителя пугало то, насколько я осведомлён о всей его кухне.

Судя по реакции, свой роман с малолеткой он скрывал тщательно. И мысль о том, что это может выплыть наружу, явно пришла ему впервые только сейчас.

Любовничек молчал секунд десять, обрабатывая услышанное. Его физиономия то бледнела, то наливалась кровью. А потом в нём что-то щёлкнуло. Наверное, прорезался тот самый горячий нрав южных людей.

— Слышь, я не понял, — начал он заводиться, подаваясь вперёд. — Я не знаю, кто ты такой, но с чего ты взял, что можешь указывать мне, что делать?

Ясно…

Почему-то я почти не сомневался, что он меня с первого раза не поймёт. Такие, как он, никогда не понимают слов, пока им по голове не постучат чем-нибудь более доходчивым.

Пока он заводился и пытался на меня наехать, я демонстративно зевнул. Медленно, откровенно скучающе, как будто слушаю не угрозы, а прогноз погоды.

Водила ещё не успел договорить, когда я резко дёрнул корпусом и врезал ему локтем прямо по переносице.

Удар вышел точный, короткий, смачный. Юшка сразу хлестнула вниз, потекла по губам, подбородку и закапала на белые кожаные сиденья. Как он потом будет это оттирать — его личная трагедия. Раз разговаривать нормально не умеет, то пускай платит за урок.

Любовничек схватился за лицо обеими руками, выдохнул сквозь стиснутые зубы. Весь его боевой настрой мгновенно куда-то испарился.

— Ты что творишь? — прошипел он, пытаясь зажать нос ладонью. — Я сейчас ментов вызову! Ты не понял, как теперь встрял!

— Вызывай, — спокойно ответил я. — Только, похоже, это ты не понял, как теперь встрял.

Он, дрожа от злости и боли, полез за телефоном. С размазанной кровью на пальцах начал набирать номер полиции, шмыгая носом и тяжело дыша.

Я в этот момент заметил, как Рекс заёрзал у меня на руках, едва уловив запах крови. Пёс насторожился, мышцы под шерстью слегка напряглись.

А насчёт звонка в ментовку…

Что тут скажешь — всё-таки обмельчал мужик. В моё время никому бы и в голову не пришло в такой ситуации тянуться к телефону и звонить в милицию. Тогда люди решали вопросы сами, по-мужски. А сейчас… Все только на словах Львы Толстые, а как доходит до дела — один сплошной пшик.

Печалька, как выражается совремённая молодёжь.

Товарищ уже успел набрать короткий номер. И теперь сидел, вжавшись в сиденье, ждал, когда пойдут гудки. Искоса смотрел на меня исподлобья. Боялся… либо пытался показать смелость, которой у него не было.

Пора было объяснить ему ситуацию более доступными словами. Такими, которые даже его тугой мозг способен переварить.

— А теперь слушай меня сюда, — процедил я. — Морали читать не буду. Про то, что нехорошо бегать налево, когда у тебя жена и дети, ты сам знаешь. Ты мальчик взрослый, разберёшься. Скажу другое, чтобы сразу дошло. Девчонка — несовершеннолетняя.

Водила вздрогнул, но телефон из рук не выпустил.

— И если ты сейчас звонишь в ментовку, — продолжил я, — то будь добр, сразу сообщи им, что ты раскатываешь губу на несовершеннолетнюю. И ещё, дружок… — я хмыкнул, — смею тебя заверить, что с такими, как ты, в зоне разговор особый. Когда ты туда попадёшь, там тебе точно объяснят доступно, что к чему.

В динамике телефона щёлкнуло, и раздался женский голос:

— Дежурная часть слушает.

После моих слов про несовершеннолетнюю мужика как парализовало. Держа ладонью разбитую переносицу, он медленно повернул голову ко мне.

Я подмигнул ему и кивнул на телефон. Мол, давай, дружок, диспетчер уже заждалась, когда ты начнёшь выкладывать ей всю правду-матку.

Но он так ничего и не сказал. Просто сбросил вызов.

Ну вот, значит, когда жаром запахло по-настоящему — понятливость у этого гадёныша всё-таки нашлась. Понял, что ситуация у него без всяких скидок переломилась в худшую сторону. Понял, что лучше ему заткнуться, чем продолжать геройствовать.

Я, честно говоря, не знал точный возраст школьницы… Но, как ни крути, Милана училась в одиннадцатом классе. А этому чудику было никак не меньше сорока. Такая вот, мягко говоря, тошнотворная разница. Хотя в этом мире чего я только уже не видел…

Вон, одна немолодая уже старуха-певица окончательно тронулась умом и умудрилась связаться с каким-то артистом, который был младше её лет на сорок. Тоже ведь явный побочный продукт разрушения психики.

Так что нынешняя история, при всей своей мерзости, уже не выбивалась из общей картины человеческого идиотизма.

Водила, сбросив вызов, медленно опустил телефон на колени, без лишних слов показывая, что готов продолжать наш разговор по-людски.

— В общем, дружок, — повторил я. — Сейчас я выхожу из машины, и ты едешь домой. К своей семье.

Мужик сжал губы, выдохнул сквозь зубы и