Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин

сравняться с тем, что ждало меня внутри мерзкой твердыни. Длань праха. Копьё по-прежнему валялось на полу, сверкая костяным наконечником в свете солнца, проникшего в комнату через окно. Прекрасное оружие, не такое жуткое как Дрюнина секира, но всё же.

Забрав копьё, мы направились в сторону ратуши.

У стен местной мэрии собралось всё войско Зико. Мужчины и женщины с покоящимся в ножнах оружием жгли костры и готовили еду. Команда Зико дрыхла на первом этаже. Осси стояла на улице, любовалась морем и восходом утреннего солнца. А самого Зико я нашёл на втором этаже в отцовской комнате. Не знаю о чём они разговаривали и болтали ли вообще, но, когда я их застал, они сидели поодаль друг от друга в полной тишине.

— Зико, — сказал я, подходя к парню. — Нам нужно разбудить всех людей.

— Зачем! — прозвучало двумя мужскими голосами.

Зико и его отец уставились на меня, ожидая ответа.

— Орам, — сказал я, кинув взгляд на седовласого мужчину. — Вы всё и так прекрасно понимаете. На этой земле столкнулись интересны двух сторон. И победитель здесь может быть лишь один.

— Всё слишком быстро произошло, — обречённо произнёс старик.

— В жизни всё так происходит. Я не могу вас забрать с собой, но и не могу оставить на растерзание Гнусу.

— Ты уходишь? — спросил Зико.

— Да. Мне нужно собрать армию. Мне нужно победить кровокожих и попасть на возрождающиеся земли.

— И как ты планируешь это сделать? — спросил отец Зико.

Я перевёл на него взгляд и ответил:

— Корабли. Мне придётся захватить их корабли.

— Да, хорошо… — вскочил с кровати Зико, — но что станет с людьми в твоё отсутствие?

— Я оставлю им подарок, — я вновь перевёл взгляд на старика. — Я подарю вам возможность искупить свою слабость и бесчеловечность перед лицом силы, которую вы приютили в своих сердцах.

Глаза старика округлились, уголки губ нервно дёрнулись. И чем дольше на меня он пялился, тем сильнее хмурилось его лицо.

— Я не понимаю! — взревел он, что было ожидаемо.

Мужчина вскочил с кровати и двинул в мою сторону, глядя на меня без капли страха.

— Кровокож, — рыкнул он, — я требую объяснений! Что ты называешь «слабостью»? Что ты имеешь ввиду, называя нас «бесчеловечными»?

— За что ты убил свою жену? — спросил я, стараясь не смотреть в сторону Зико.

Губы старика на загорелой коже вновь дёрнулись. Он разозлился. Разозлился на меня, но никак не на себя за свой гнусный поступок.

— Его мать угрожала нашему процветанию! — выпалил он. — Да кто ты такая, чтобы я перед тобой давал подробные отчёты⁈

— Отец, умолкни! — гаркнул Зико, вскакивая со стула.

Старик бросил короткий взгляд на сына, затем перевёл на меня. Воспоминания корёжили его лицо, хмурили брови, прятали глаза за вздувшимися веками. Губы уняли дрожь, он медленно произнёс:

— Вам не понять! Они дали нам лучшую жизнь.

— Какой ценой, отец⁉

— Плевать на цену, когда на карту поставлено благосостояние всего народа! Плевать на всех, кто против! Они глупцы, и не понимают, чего себя лишают.

— Сегодня, — сказал я, обращаясь к старику, — я преподнесу вам необычный дар. Зико, прикажи своим людям пробежаться по городу и собраться всех горожан на центральной площади.

Моя просьба была исполнена, когда ослепительное солнце медленно подкрадывалась к зениту. Я стоял на центральной площади между двух крестов, на которых были видны пятна въевшегося в древесину пота и гноя казнённых.

У моих ног — бесчисленная толпа. Людское море с покрытыми головами было обращено на меня. Люди перешёптывались, боялись, выказывали страх редкими жестами в мою сторону. В первых рядах стояли мои друзья. Они следили за порядок, хотя в этом не было никакой необходимости.

Я чувствовал каждого жильца.

Чувствовал каждого человека.

Я чувствовал их страх передо мной, пробуждающий в их душах лишь одно желание — убить меня. Я — враг. Инородное существо, которое необходимо уничтожить, ради будущего блага, которое им не светит, если они так и будут ждать, что кто-то его преподнесёт им на блюдечке.

Багровая лужа под ногами нескольких сотен жильцов медленно поднималась, заполняя щели между гладкими камнями. Тонкие струйки коснулись обуви каждого жильца каменного города. Толпа вдруг ожила. Поднялся шум. Люди опускали головы, всматриваясь себе в ноги. Кто-то из задних рядов попытался убежать, но его ноги оказались прикованными к алой глади. Глупец испугался еще сильнее, поднял на меня глаза, и в этот миг он осознал, что потерял связь со своим телом. Страх такой силы я не ощущал никогда.

Их избаловали. Приучили к сытой жизни, где повинный будет наказана, а невинный — сыто накормлен.

Центральная площадь славилась своими казнями. Если тут собиралась толпа — зрелище не миновать. Всегда будет обвиняемый, всегда будут палачи. Так и сегодня. Толпа собралась. Собрались в кучу обвиняемые. Палачи дождутся своего часа.

Толпа быстро поняла на стороне кого она сегодня выступала. Поднялся гул громче воя моря. Страх зашевелил сотней губ, кривя их и заставляя брызгать слюной.

Они все умолкли. В миг. Их руки и ноги онемели. Они ничем не могли пошевелить, только глазами. Я подарил им возможность бросить взор вниз и с ужасом наблюдать за тем, как сотни тонких струек крови медленно оплетали их ноги, поднимались к поясам, разрастались по телу и скручивались в узловатые канаты на их шеях.

— Инга! — выкрикнули из толпы.

Мне пришлось опустить глаза на раздавшийся мужской голос.

— Инга! — снова выкрикнул Зико, стоя рядом с моими друзьями. Он выглядел напуганным и растерянным. — Что ты делаешь? Ты что, собралась их всех убить⁈

— Зико, тебе не стоит переживать, — я был спокоен, а растерянность молодого человека меня только забавляла. — Мне незачем их убивать. Мне они ни сделали ничего плохого.

— Тогда что?

— Я дам им возможность доказать свою человечность. Когда казнили твоих друзей — толпа ликовала. Толпа с нетерпением ждала, когда к их ногам бросят иссохшие тела казнённых, чтобы растоптать их ногами под всеобщее улюлюкание. Окажись ты на этом кресте — и тебя бы растоптали под крики и свист сотни ртов.

Глаза Зико округлились. Парень явно прибывал в замешательстве. Он замолчал, мысли долго варились в его голове, осознание услышанного обрушилось на его неокрепший разум, сковав руки и запихнув в рот кляп.

Зико