Муля, не нервируй… - А. Фонд

Малец ожидал, приплясывая от нетерпения.

— Заходи и смотри! — гостеприимно сказал я, открывая дверь.

Малец первым юркнул внутрь и тут же разочарованно заголосил:

— Нет здесь никакой лошадки! Я же говорил!

— Точно нету, — подтвердил я и добавил, — выходит, именно ты и был прав. Действительно, лошадки в квартирах не живут.

— А? — от неожиданности что его версию признали верной, малец раскрыл рот и сунул туда не очень чистый палец.

— Так что катание лошадке отменяется, сам видишь же! — печально сообщил я и выставил мелкого из комнаты, захлопнув дверь прямо перед его носом.

Теперь я мог спокойно осмотреть своё жилище.

Честно говоря, в моём представлении комнаты в коммунальных квартирах делились на две категории: первая — когда бедненько, но достойно. Аскетичная нищета, минимум комфорта. Вторая — это некая благородная старина, много аристократического хлама, пыльные плюшевые козетки и думочки, массивные сундуки и буфеты с резными херувимчиками, и всё это в обязательном порядке накрывается вязанными салфетками с помпончиками (помпончики обязательно!).

Эта же комната существенно отличалась от этих двух категорий и ломала всё моё представление о быте коммунальных квартир в прошлом. Толстый кроваво-красный ковёр в пёстрых узбекских ромбах устилал пол. На стенах тоже были ковры. Причём на всех четырёх стенах. И тоже кроваво-алые с бешенными узорами. От этого багрового разнообразия жилище напоминало склеп Дракулы после полнолуния.

Но и этого обитателю комнаты показалось мало, поэтому сверху, на напольный ковёр была положена тканная дорожка. Очевидно, чтобы не пачкать ковёр.

Вот интересно, при отсутствии пылесосов, как он убирался в комнате и чистил это всё?

Очевидно, никак, — подумал я и расчихался от пыли. Здесь было душно и пахло нафталином.

Вместо кровати стоял раскладной мягкий диван на низеньких ножках. На котором — оп-ля, явно была огромная перина, а сверху горкой пять подушек разного размера — от большей к меньшей.

Напротив окна красовался пузатый полированный шкаф. Рядом — сервант, в котором выстроились шеренги хрустальных ваз, бокалов и салатниц. Посуда явно не помещалась на двух узких полках, поэтому хозяин помещения складировал вазочки и салатницы один в один, и они напоминали Эйфелевы башни, но только стеклянные.

Я аж глаза протёр.

И как можно так жить?

Но затем я обнаружил трюмо и всё мои печальные мысли разом вылетели из головы. Зеркало!

Я ринулся к нему. И, наконец, рассмотрел себя.

Мда.

Я попаданец явно в чужое тело.

Человек, в котором мне теперь придётся жить, представлял собой унылое зрелище. Отнюдь не Аполлон. Одутловатое лицо, слегка оттопыренные уши и огромные проплешины, которых старый владелец этого тела явно очень стеснялся и поэтому зачёсывал жиденькие волосики набок и сзади наперёд, отчего издали голова напоминала нечто среднее между профилем Гая Юлия Цезаря в лавровом венке и причёской Дональда Трампа в особо ветреный день.

Глазки были небольшими, неопределённо-сероватого цвета, под которыми отчётливо выступали мешки. Ручки-ножки пухленькие, явно не приучены к физическому труду. На вид можно было дать как тридцать, так и все шестьдесят.

Скуф, да и только.

Но ничего, и не с таким материалом работали.

Был у меня как-то один бизнесмен. Сколотил многомиллионное состояние, а собой не занимался вообще. И вот в один прекрасный момент, когда сошлись в одну точку возраст, лишний вес и болячки, он вдруг понял, что даже его деньги не привлекают женщин надолго. И тогда он пришел ко мне. И мы буквально за полгода выковали из него харизматичного альфа-самца, от одного взгляда, на который женщины буквально теряли сознание.

Так что не буду вешать нос.

Я взглянул последний раз на отражение в зеркале и решил поискать доказательства, кто я теперь, где и кем работаю (если работаю) и всё остальное, что найду.

Я вышел в коридор и аж присвистнул.

* * *

* Внимание! В книге, которая пишется от лица героя, присутствуют диалектизмы и неправильное использование некоторых слов (по-народному)

Глава 2

И было отчего.

Давешняя баба, ну та, которая прокисшие щи в умывальник лила, сейчас, матерясь и тоненько причитая, пыталась какой-то палкой подцепить свой платок из умывальника.

Но не получалось никак.

— Не получается? — добрым голосом полюбопытствовал я, впрочем, даже не пытаясь сдержать злорадство.

Бабища одарила меня нелицеприятными эпитетами, правда буркнула себе под нос, негромко, так что я заострять не стал, зато внёс конструктивное предложение:

— Нужно сантехника звать. Пусть слив прочистит, — огласив эту нравоучительную тираду, я удалился. Оставив бабу рефлексировать над моими словами.

Потому что вторым вопросом на повестке было следующее — а кто я, собственно говоря, такой? В смысле кем я являюсь в местном социуме и где работаю? И вообще, хотелось бы иметь хоть какое-то представление о способе жизни моего нового тела.

Душа пела, душа играла на флейте водосточных труб, ну, или как минимум на волынке. А, впрочем, неважно.

Коммунальная квартира, по которой я совершал экскурсию, представляла собой довольно растянутое помещение, то ли это бывший купеческий дом, то ли ещё что-то. В ней обнаружилось шесть комнат, кухня, сортир, ванная. Как я примерно определил — все комнаты были по величине разными. Соответственно и жило там разное количество людей.

Насколько я понял, сейчас было либо позднее утро, либо вообще день. Поэтому большая часть обитателей квартиры трудилась на работе. А значит, увижу я их всех лишь вечером. Ну что же, мне это только на руку. За это время успею сориентироваться и выработать план на первое время.

Да, кстати, неожиданно меня впечатлил яркий образец концептуального искусства. На стене, примыкающей к туалету, красовалась инсталляция — там были вбиты большие гвозди, на которых висели стульчаки к унитазу разной степени изношенности и чистоты. Я насчитал семь: на тёмно-зелёной, выкрашенной масляной краской стене семь белых стульчаков на ржавых гвоздях (!).

А что, такие себе «болевые точки времени». Почему-то вспомнился банан, приклеенный скотчем к стене неким итальянским художником, и который на аукционе Sotheby’s был продан за более, чем шесть миллионов долларов. Думаю, этот арт-объект можно было бы загнать за все девять. Маурицио Каттелан рыдал бы от зависти.

Пока я с глубокомысленным видом рассматривал инсталляцию и размышлял, что в данном случае имел в виду художник: преодоление комплекса исторической вины или же что другое, — одна из дверей раскрылась и оттуда вышел небритый мужик. Хмуро кивнув мне и обдав выхлопом перегара, он недрогнувшей рукой снял