Вперед в прошлое 9 - Денис Ратманов

Благодаря ей писатели и поэты из надменных плоских изображений в учебнике превращались в живых людей со своими болями и страстями. А еще на уроках она учила нас мыслить, причем очень ненавязчиво. Например, каждый должен был прочесть «Собачье сердце», надергать понравившихся цитат и объяснить их. Кто не сделает — «два» без права пересдачи. Причем просто списать у нескольких человек было нельзя, она спрашивала, из какой части произведения цитата, что происходило в тот момент.

Но несмотря на требовательность, ее любили, на уроки шли с удовольствием. Пожалуй, она и англичанка — единственные толковые учителя в нашей школе.

На большой перемене мы с друзьями оккупировали свой столик в столовой — ну а что, можем себе позволить! Оглядевшись, я заметил ребят, которые раньше в столовую не ходили. Так мы ввели моду на полдники в «кафе» — всяко лучше, чем шататься по школе. Лучше и душевнее.

Я поймал себя на мысли, что случилось немыслимое: мне нравится ходить в школу. Здесь, окруженный единомышленниками, я более счастлив, чем дома.

Глава 2

Русская душа

После школы, договорившись с друзьями встретиться в шесть вечера в спортзале, я побежал домой. После предыдущей тренировки мышцы еще болели, но это меня не замедлило.

Дома — проконтролировать состояние щенка, а потом — на мопед и в центр города, покормить жабоньку, посмотреть в пункте продажи акций «МММ», сколько сотен тысяч прибавилось к моему миллиону.

В этот раз далеко идти не пришлось: недалеко от ступенек, на которых работал валютчик, стояли две улыбчивые девчонки, одетые в двухсторонние таблички с рекламой «МММ». Коротко стриженная поднесла рупор к губам и произнесла бодрым голосом:

— Хватит жить в нищете! Присоединяйся к акционерам «МММ» и начинай зарабатывать! За неделю акции прибавили в цене две тысячи, и это только начало! Сегодня дороже, чем вчера! Приходи прямо сейчас!

Она отдала рупор напарнице, хрупкой блондинке болоночного вида, а та как рявкнет густым контральто:

— Было девять триста, стало одиннадцать триста! А совсем недавно акция стоила всего тысячу! Успейте купить по низкой цене! Она будет повышаться.

— Где продают? — обратился я к коротко стриженной, она указала на помещение перед входом в пассаж.

— Там.

В принципе, можно было туда не ходить, цену девчонки озвучили, одиннадцать тысяч триста, но я все равно протиснулся в тесное помещение. С одной стороны продавались сигареты, и очередь тянулась аж на улицу, с другой ютился ларек «МММ», где тоже была очередь, но покороче. Здесь ничего покупать нельзя: слишком людно. Да я больше и не собирался.

Не соврали девушки: продавали акции за 11350, покупали за 11300. Я мысленно попытался вычислить доход — не получилось сразу, ведь пятьдесят одну акцию брал по 5350. Только с них двести тысяч! И семьдесят восемь акций по 9300, это 156 00. То есть 356 000! Некислая прибавочка к доходу! Больше, чем приносят два моих бизнеса, не считая кофе. Жабонька верещала, что надо брать акции на все деньги, это выгоднее, чем мастерская и рыночная торговля. Все деньги — в акции!

Но опыт взрослого придушил жабу, которая душила меня. Нет! Все это временно. И, если вовремя не остановиться, есть риск потерять все.

Теперь надо внимательно следить за новостями и не упустить момент, когда Мавроди станут сливать, и у него начнутся обыски.

Если задуматься, то, по сути, Мавроди оседлал ту самую человеческую жабу. Мало кто продавал акции, все их гребли совковой лопатой — смысл продавать, когда они все дорожают и дорожают. Сегодня — сапоги, а через месяц — кожаная куртка. Даже грамотные люди, понимавшие, что этот пузырь рано или поздно лопнет, остановиться не смогли и прогорели.

Протиснувшись на улицу, я услышал:

— Пашка?

Повертев головой, я заметил в хвосте очереди за сигаретами валютчика, пожал ему руку. Он спросил:

— Интересуешься шарашкиными конторами? Деньги лишние есть?

— Месяца два-три на них, — я кивнул на вход, — можно хорошо заработать.

Валютчик криво усмехнулся, потер руки.

— Ну-ну. С интересом тебя послушаю.

Подловить меня хочет на экономической безграмотности, что ж…

— Купи сигареты, расскажу. Не в толкучке же.

Я откатил мопед, наблюдая, как движется очередь, как мой партнер исчезает из вида, а через пару минут выходит, сует в рот сигарету.

— Слушаю, — процедил он сквозь зубы, прикуривая от крутой зажигалки, выдохнул дым.

Я рассказал, как устроена финансовая пирамида, акцентировал внимание, что это действительно пузырь, который в конце концов лопнет, и закончил:

— Но сейчас все только начинается. Люди несут деньги, их деньги, по идее, должны отдать тем, кто пришел раньше. Но эти люди — жадные, они ждут и будут ждать, пока не потеряют все. Если купить сейчас, продать через два месяца или месяц, твоя сумма удвоится. Главное — не жадничать.

Пока я говорил, он скурил сигарету, задумался, кивнул.

— Доля истины в твоих словах есть. Но где гарантия, что пузырь не схлопнется завтра?

— Они только начали выманивать деньги у населения и еще даже не раскрутились. Вот когда об «МММ» заговорят все, тогда и нужно тормозить. У меня чутье, решил рискнуть и тебе советую.

— Хм-м… Подумаю.

— Вот я купил по 6300, теперь акции стоят 11300. Еще месяц — и буду сливать.

— Все вроде бы логично, — заключил валютчик. — Но слишком просто. Подозреваю подвох.

— Человеческая жадность — вот подвох. Мало кто может остановиться.

— Ну, если так… А я думаю, куда ты пропал, чего менять рубли не приходишь. Доллар, кстати, подорожал на пятьдесят рублей.

— Пока выгоднее их вкладывать, — улыбнулся я. — Удачи, Павел!

Я завел Карпа и поехал к Каналье, посмотреть на его работников, узнать, что там с мотоциклом, и сказать, что товар придет завтра, забрать его нужно будет самому у тети Иры. Если, конечно, успеет до того, как стихия разбушуется.

К гаражу было не подъехать: «Москвич» ожидал очереди на ремонт, из-под черной «Волги-24» торчали ноги — ее ремонтировали прямо на улице, а на яме стояла иномарка, которой занимался Каналья, а над ним нависал армянин в кожанке и что-то ему втолковывал. Две «жульки» припарковались у обочины. Усевшись на картоне, постеленном поверх травы, грустил патлатый мужчина, похожий на индейца — видимо, хозяин какой-то машины, возможно, «Волги». Может, это и есть мамин ухажер? Лет ему около сорока, вот только странный он какой-то.