Из огня да в полымя - Антон Бабушкин

А пока я иду и готовлюсь, не привлекая к себе внимания. Фильтрую обстановку в колоне и вокруг, ищу интересные моменты. А она, эта самая обстановка, однако, забавная и интересных моментов здесь хватает.

Нас, пленных, в районе сотни. Плетёмся мы колонной по просёлочной дороге. И охраняют нас… Десяток расслабленных, валуховатых зольдатиков: по два в голове и в хвосте колонны, по три на правом и левом флангах. Из десяти фрицев два автоматчика с МП-40[8] (Или МП-38 — не знаю, да и как-то пофиг. Пусть будет «40» — мне не жалко.), опять же по одному в голове и в хвосте. Остальные — с карабинами. И… Всё?.. Серьёзно?.. Ну… Спасибо вам, фрицы, за такой вот босяцкий подгон. Сдаётся мне, что и серьёзный разговор с вами мне тоже понравится.

* * *

Иду, дышу, готовлюсь. Демонстративно пошатываясь, откатываюсь в задние ряды, где и остаюсь, прикидывая, как подобраться на расстояние броска к замыкающей паре конвоиров, шагающей метрах в десяти-пятнадцати позади колонны…

Один из пленных бойцов, пошатываясь и с трудом волоча ноги, начинает отставать. Он не первый отставший от колонны за этот день и что с ним будет я знаю — видел уже. Дважды. Этот боец будет не первым, добитым фрицами на этой дороге за сегодняшний марш, но на сегодня последним, если мне чуть повезёт…

Продолжаю идти, фиксируя в памяти происходящее, а в душе кипит ненависть и однообразно стучит в висках одна и та же мысль: «Вашу мать, фрицы! Ктулху вам и вашему фюреру в печень! И за этих бойцов вы, уроды, мне ответите»!

Боец отстаёт… Его нагоняют замыкающие конвоиры. Автоматчик косится на раненного и что-то весело гавкает. Второй — мордастая рыжая сволочь с карабином с примкнутым штыком делает классический длинный выпад с подшагом, нанося удар в спину бойца. Боец валится в пыль… А фриц наносит ещё один удар — добивающий — уже упавшему и идёт дальше, вытирая штык-нож…

И ведь это повторялось уже не раз, по одной и той же схеме. На каждом из отстававших раненых эта гнида одинаково оттачивала навыки штыкового боя. Ну… Моя очередь отставать. Вам понравится, твари. Сейчас посмотрим кто кого забодает.

Через два десятка метров, я выплёвываю пуговицу и, держась за голову и шатаясь, сбавляю темп и скорость движения, выпадая из заднего ряда.

Пять метров до атаки. Скручиваюсь в поясе чуть влево, чтобы видеть цели. Ссутулясь, скособочившись и наклоня голову, с видом жалким и умирающим, продолжаю плестись вслед за колонной, отставая, смещаясь чуть вправо и с каждым шагом собираясь сжатой пружиной.

Слышу разговоры конвоя — зубоскалят, ржут. Вижу их краем глаза. Автоматчик расслаблен — автомат на животе, руки на ствольной коробке. Что-то говорит второму. Тот отвечает, скидывая карабин с плеча. Готовится к очередному развлечению. Ну, ну. Сейчас я тебя, мразота, развлеку от всей души.

Три метра до атаки. Конвоир поудобнее, для штыкового удара, перехватывает карабин, примеривается и делает шаг вперёд, вкладываясь в выпад.

ФАС! Рывком разворачиваюсь через левое плечо, ухожу в сторону с линии атаки, резко сокращаю дистанцию. Моя левая рука падает на ствольную накладку карабина, правая нога вбивает сапог во фрицевское колено, а правая рука наносит со всей, какая есть, дури удар кулаком в висок. Рывок — карабин у меня в руках, а фриц валится в пыль.

Разворот ко второму конвоиру. Автоматчик — глаза широко распахнуты, рот приоткрыт в удивлении — только сейчас начинает пытаться схватить оружие по-боевому. У меня нет времени перехватывать карабин, и, продолжая разворот, я бью фрица прикладом в голову. Попадаю. Фриц летит на землю, я прыгаю за ним, срывая с его шеи автоматный ремень. Повезло — не запутался. Автомат у меня в руках. Как им пользоваться — помню. Видел в кино.

Падаю на колено, одновременно откидывая плечевой упор в боевое положение, вышибаю рукоятку затвора из предохранительного паза. Затыльник упирается в плечо, прицел выравнивается на левофланговом охранении.

Очередь. МП-40 выплёвывает четыре пули, прострачивая конвоира от пояса до плеча. Прицел перескакивает на следующего.

Тот начинает разворачиваться, вскидывая оружие, что-то собирается крикнуть и не успевает. Очередь. Фрица с прошитой грудью отшвыривает в канаву. Прицел на следующего.

Этот уже развернулся, упал на колено, карабин у плеча… Я быстрее. Очередь. Фриц опрокидывается навзничь. Разворачиваюсь вправо, но отработать правофланговый конвой не успеваю.

Колонна взрывается. Люди, только что понурые и покорные, вспоминают, что вот этих сволочей в фельдграу можно и нужно бить. Оставшихся конвоиров бойцы просто сминают, рвут голыми руками в какие-то секунды. Успевает хлестнуть винтовочный выстрел и коротко протарахтеть в голове колонны автомат. И всё. Конвоя больше нет.

Нет и колонны. Бойцы рвут когти врассыпную кто куда. Уверен — после пережитого за этот день никто из парней в плен не вернётся, и не одну фрицевскую глотку они хоть зубами перегрызут. Кто-то из уже бывших пленных задерживается у тушек конвоя, подбирая трофеи. Это ненадолго.

А я, в темпе брейка, подхватываю карабин и «контролирую» «своих» фрицев ударами примкнутого штык-ножа. Некрасиво? Да. Зато однозначно трупы, а мёртвые точно в спину не стреляют.

Торопливо, почти ломая пряжки, сдираю со своих «крестников» ранцы и сбрую, хватаю в охапку карабин с автоматом и несусь в лес напролом, не разбирая дороги, просто вглубь. Сколько бежал? Не вспомню. Долго, наверное. Затормозил на небольшой полянке у бочажка лесной речушки, свалил поклажу грудой и просто рухнул рядом, запалено дыша. Всё. Первый этап закрыт и первый раунд за мной. Сейчас надо хоть немного отдохнуть, хоть как-то привести себя в порядок, хоть что-то вспомнить и решить, как вообще дальше жить.

Одно могу сказать точно: Ждите, фрицы! Я иду!

ЧАСТЬ 2. Привал.

Провалялся я где-то с полчаса, выравнивая дыхание и приходя в себя после кросса по пересечёнке. Давно я так не бегал, однако… Но тут уж: жить захочешь — и не так поскачешь. Отдышался и взялся за приведение в порядок себя, того, что осталось от формы и за ревизию трофеев и прочего имущества.

Я… Ну, что «я»? Молодой, высокий, жилистый, крепкий. По всему телу даже не порезы, а скорее глубокие царапины. Разве что на голове три конкретных рассечения, откуда и текло, как с резанного порося. Ну, да… Было бы что посерьёзнее — смог бы я, можно подумать, восстановиться ударными темпами… А так — нормально. Вымылся в бочаге, обработал, чем