Марс, 1939 - Василий Павлович Щепетнёв

Быков заметил, как переглянулись Крутиков и Юрковский, переглянулись с облегчением.

– Ты выпей, выпей, Гриша, – поспешил со стопкой Юрковский.

– Во, молодец! Первое лекарство! А тебе чего?

– Спасибо, у меня, кажется, все есть… Не надо… – Миша покраснел, не то от выпитого, не то – просто.

– Все, говоришь? Дача, к примеру, на море есть?

– Нет, но…

– А дети, жена?

– Есть. – Быков заметил, как краснота сменилась бледностью – быстро, мгновенно.

– На Черном море дачу хочешь или на каком другом?

– На Черном, пожалуйста. – Миша теребил платок, не решаясь вытереть пот.

– Да ты не бойся, не бойся. Вдругорядь только не говори «все есть»: позавидуют и отберут. В Крыму будет дача. Отдыхай!

Руководитель посмотрел на Быкова, усмехнулся:

– Ты, наверное, и не понимаешь, с чего начать? Молодой, многое нужно, знаю. Сам таким был.

Быков вытянулся, руки по швам:

– Разрешите обратиться!

– Давай, давай, на что созрел? Не продешеви… – Руководитель смотрел на него с интересом, но с интересом взрослого к ребенку, которому выбирать – пряник или петушка на палочке.

– Я хочу попросить повторно рассмотреть дело Олейникова Василия Михайловича, осужденного по указу от девятого сентября одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года… – Показалось ему или услышал, как ахнул Миша? Услышал – внутренним слухом.

– Рассмотреть дело? – Руководитель не удивился, только поскучнел. – Он тебе что?

– Я… понимаете… – Быкова сбило это «что». – Считаю своим долгом коммуниста.

Опять встрял Краюхин – на ухо, но внятно:

– Невеста – спецпереселенка. А тот – отец ее.

– А, невесты. – Руководитель ухватил крохотный кусочек сальца. – Бабье, бабье… – И пошел прочь, жуя на ходу. На пороге обернулся, бросил: – Добро, можешь жениться, парень. Не мешкай.

Пока они не сели в самолет, теперь краюхинский, никто не сказал ни слова, даже не смотрели друг на друга, и лишь в салоне, казавшемся после виденного донельзя простым, Юрковский перевел дух:

– Да, ребята, вы нынче того… Мало вам Голконды, черти, нашли где…

– Владимир Сергеевич, займитесь Дауге, – перебил его Краюхин. – А я распоряжусь. – Он скрылся в отсеке пилотов.

Иоганыч, бледный, молчаливый, сидел недвижно в кресле и, казалось, ничего не слышал, не замечал.

– Сейчас, Гришенька, сейчас. – Юрковский вытащил из кармана шприц-тюбик, содрал защитную пленку. – Сейчас… – Запахло эфиром, он вогнал иглу под кожу. – Потерпи, полегчает.

Самолет разбежался, но никто не замечал взлета.

– Ты поспи, поспи, – уговаривал Дауге Миша.

– Зачем мы вернулись? Семнадцать городов. – Он смотрел на Быкова, не узнавая. – Зачем…

– Ничего, Гришенька, ничего. Отдохнешь, поправишься, – уговаривал его Юрковский; Дауге всхлипнул тихонько и умолк.

– Заснул. Два грамма, к вечеру очистится от седуксена. Вредно, но лучше, чем веревка на шею.

– Он все болеет? – Быков вглядывался в лицо Дауге, усталое, изможденное. Все мы тут не красавчики, но Иоганычу досталось больше других.

– Поправляется. – Юрковский поколдовал с креслом, и оно разложилось. Миша укрыл Дауге откуда-то взявшимся пледом.

– А что он насчет городов?

– Переживает. Считает, что без него города бы уцелели.

– Какие города?

– Те самые. Детройт, Филадельфия, Бостон, другие… Ну и Москва с Киевом.

– Какой ты все же, Алеша, неосторожный… Попросил бы Николая Захаровича, он бы уладил потихоньку, не сразу, но уладил бы. Амнистия будет, под нее…

– Сам хорош, Михаил. Не нужно ничего, вот я какой гордый. – Юрковский.

– Да я…

– Погодите, погодите. Города…

– Разбомбили города, крепко разбомбили. Иначе с чего бы они капитулировали, американцы. Как начали – по городу в час, так они и не выдержали, – нехотя объяснил Юрковский.

– Понимаешь, Алеша, Гришенька на себя все валит, думает, без него ничего бы не случилось. – Крутиков вздохнул, отвернулся к иллюминатору. – А было бы то же самое, только в десять раз хуже.

– Не понял.

– Он, Гриша, и придумал эту красную дрянь привезти сюда, на Землю. За ней мы, собственно, и летали. – Юрковский тоже избегал смотреть на Быкова.

– Красную дрянь?

– Микробы, что актиноидами питаются, ураном, плутонием. Мы их привезли, тут немножко над ними поколдовали, а потом распылили в нужном месте и в нужном количестве. Все ядерное оружие атлантидов и того… сгнило, в общем.

– Понимаешь, Алеша, не мы, так другие бы добрались. Представь, атлантиды, ведь хуже бы было, правда? – Миша уговаривал и убеждал. Кого?

– А Москва, Киев?

– Не все, значит, сгнило, но процентов девяносто – точно. Потому мы их и сломали. Два к пятнадцати, кто может выдержать. Ты лучше вот что скажи, Алексей, тебе что, жена нужна обязательно с незапятнанной биографией? Хорошо, рыбка наша золотая в добром расположении духа оказалась, а то…

– Не мне. Она… Она отказывалась… Боится, что и меня из-за нее…

– Дураки вы, – вернулся Краюхин. – Берите бумагу, Алексей Петрович, пишите заявление.

– Какое?

– Прошу зачислить курсантом высшей школы космогации… Пишите, пишите.

– Зачем?

– Чтобы я, говоря высоким штилем, мог в случае чего спасти вашу шкуру, Алексей Петрович.

– Да, Лешенька, пиши. – Крутиков наконец обернулся, глаза умоляющие.

– Простите, Николай Захарович, вы не находите, что нам следует… – начал Юрковский.

– А мы туда и летим, в Ашхабад. Я связался с нужными людьми, есть у меня дружок, учительницу доставят прямо на наш аэродром. Должны успеть, ребята шустрые. А у тех пьянка по случаю победы… Опередим.

– Вы о чем? – Быков переводил взгляд с Краюхина на Юрковского.

– Да ты не беспокойся, не беспокойся. – Юрковский положил руку на плечо Быкова. – Сиди. Пиши лучше.

Быков взял протянутую авторучку и блокнот, прислушался – двигатели на форсаже, быстро летим – и вывел крупными буквами: «Председателю ГКМПС товарищу Краюхину Н. 3.», помедлил минутку и продолжил, дописал лист, вырвал, скомкал и начал другой.

Третий.

Четвертый…

Из глубины

Месяц назад был организован специальный отряд разведчиков-добровольцев.

А. и Б. Стругацкие. Ночь на Марсе

1

– Еще два поворота, и станет легче.

Разведчик остановился, подождал, пока Ильзе восстановит дыхание. Костюм «Б-3» – штука неплохая, но в узких лазах, скорее, помеха.

Вано и Тамара, сверяясь с жирокомпасом, рисовали карту. Остров Сокровищ, подумал разведчик. Пиастры, пиастры…

Наконец пыхтение прекратилось.

– Вы карабин-то опустите, а то пальнет невзначай. Если кто и встретится, так сосунки. И вообще, они сзади не нападают.

Ильзе сделал вид, что не слышит. Конечно, после гибели отряда Зайцева нервы у всех раздерганы, но иметь в арьергарде напуганного стрелка – подарочек из того еще мешочка. Впрочем, это – данность. Еще одна данность, только и всего. В конце концов, между Ильзе и ним – двое. Хотя для «Тимура» что два тела, что пять… Мощные у нас карабины. Аккумуляторы бы им под стать делали…

Разведчик переключил