КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8) - Ольга Войлошникова

Ознакомительный фрагмента мы теперь, помолясь, назад возвращаться будем. Тем более что звериный поток сильно поредел. Это уже не был монолитный живой ковёр. Так, редкие стайки бежали вперёд, на русскую крепость. А кое-кто — уже и назад. И это хорошо. А то такими темпами оскуднеют джунгли… А казаки теперь вокруг крепости порядок наводить замучаются. Это ж сколько тушек палить или закапывать надоть? А не уберёшь — вони да болезней не оберёшься.

Я подошёл к тигриным трупам.

В человеческом виде они были просто здоровыми черноволосыми и бородатыми индусами. Наскоро обыскал и нашёл-таки две штуки явно артефактного вида. Подозрительный шар из резного серебра и кинжал, от которого жутью несло.

Назначение предметов я предположил, а пока до крепостных ворот шёл — уверился в нём окончательно. Один из них (скорее всего, шар) обеспечивал «чистое» пространство вокруг — ни одна тварь не рискнула приблизиться ко мне меньше, чем на тот же пяток метров. Этакая десятиметровая санитарная зона вокруг образовалась. А второй гнал зверей прочь от себя. То есть — на открытом пространстве вблизи ворот это стало абсолютно очевидно — всякая дикая животина бросалась теперь от артефактов прочь. Некоторые, застигнутые врасплох, попытались даже укрыться от меня в арке ворот и бились там в совершенной панике.

Оба предмета я вручил пока охране ворот:

— Держите, братцы. Мало ли, вдруг щас вторая волна попрёт. Это хоть маленько их отпугнёт, хоть они и подразряжены.

А сам пошёл на звуки скандала, разрастающегося во дворе крепости.

ВОТ ЭТО ВНЕЗАПНО

Кое-кто ещё оставался на стенах — в основном охрана, не по тревожному расписанию, а по обычному. Остальные спускались во двор. Или не спускались, предпочитая наблюдать разыгрывающуюся сцену с высоты.

Орал подполковник Иванов, кроя трёхэтажными матами княжну Острожскую и иже с нею. Барышни толпились злобной кучкой, истерически огрызаясь на столь высоких тонах, что разобрать ими произносимое было решительно невозможно.

— А ну, тихо! — рявкнул атаман, не перекинувшийся ещё из шкуры, слегка подранный, но более изляпанный чужою кровью. — Господин подполковник, доклад!

— А почему вы не спрашиваете меня⁈ — взвизгнула Дита Острожская.

— Потому что, мадмуазель, вы лицо мне неподчинённое, о чём я имел счастие многократно от вас выслушивать! — отбрил её медведь и отворотился спиной. — Говорите, Павел Сергеевич.

Подполковник нервно дёрнул головой.

Надо бы маманиных микстурок успокоительных ему хоть парочку выдать, совсем на пределе дядька.

Выдадим.

— В этот раз почему-то было очень много свиней. Нереально много, едва не более половины.

— Я заметил, — кивнул атаман.

— Соответственно, наиболее сохранившийся участок стены практически не подвергся нападению. Зато пролом между второй и третьей башней…

— Это была ваша часть ответственности, и нас она не касается! — выкрикнула Дита, и дамочки позади неё поддержали её дружным визгом.

— Тихо, я сказал! — снова рявкнул медведь через плечо и кивнул Иванову: — Продолжайте.

— Они могли бы отсечь часть на подступах пулемётным огнём. Как минимум второе и третье гнездо, для которых зона обстрела перекрывается с нашей. Но… — он яростно оскалился, и я подумал, что сейчас артиллерист натурально в драку полезет, но тот справился с собой и проговорил холодно и весьма желчно: — Дамочки предпочли устроить фотосессию.

— Чего устроить? — не понял атаман.

— Хвотографировались оне! — громко подсказали из сердитой толпы. — На нас тут, значицца, дикая свиноферма прёть, а оне друг дружку на карточки снимають!

Атаман развернулся к девицам:

— Это правда?

— Что⁈ — Дита дёрнула плечом. — Империя должна знать своих героинь! И эти фотографии будут лишним доказательством того, что жэ-э-энщина, — она именно так это произнесла, с каким-то вывернутым «жэ-э-э», — может воевать нисколько не хуже мущ-щ-щины! Даже джунгли устрашились, завидев наш героический настрой!

Несколько секунд стояла тишина.

— Вы с ума сошли? — почти шёпотом спросил атаман.

— Я не собираюсь выслушивать оскорбления! — фыркнула Дита и, развернувшись, пошагала в выделенный ей и её подружкам дом. Нос княжны при этом был невероятно задран, а плечики резко дёргались в противоход с ногами: правое-левое-правое-левое…

— Паноптикум, — пробормотал Витгенштейн, также наблюдавший всю эту сцену.

— От так и живём, — тяжко вздохнул атаман, превращаясь. — Ну что, братцы? Надо хоть двор да полосу отчуждения почистить, не то через два часа тут так завоняет, что слетятся стервятники со всей Индии.

— А не завоняет! — сказал подошедший Коршунов-старший и извлёк из полевой сумки… монгольский костяной артефакт!

— Шарик морозный! — обрадовался я. — Надо ж, когда пригодился!

— Ну, вообще-то, мы его уже на ферме обкатали. Отлично работает! Однако, здесь земля из артефактов силу тянет. На сколь хватит — не угадаешь.

— Вот и посмотрим! — бодро сказал дядя Кондрат. — А вот, к слову, не худо было бы свининкой разжиться, а? Ежли мы их тут в какой подвал складирываем да приморозим?

— Можно, поди, ещё и лёду наморозить, шоб оне не портились? — поддакнул дядя Женя.

— Надо дохтура спросить, — почесал в затылке атаман.

Доктор был спешно призван и заявил, что свинину есть будет можно, но только при должной термической обработке. Повар поклялся, что обработку обеспечит — и дело пошло!

Батя двигался по двору, мерно подсвечивая нужные тушки артефактом, из которого словно истекало голубоватое свечение — и то, на что он указывал, замерзало сразу и в камень! Дальше налетали помощники, бросали мёрзлые туши в тачки и увозили их в указанный поварами подвал. С другой стороны подскакивали другие помощники, которые лопатами выламывали и грузили в тачки натёкшую кровищу — местами лужи стояли по щиколотку, а то ещё и глубже. Это всё тоже обещало вскорости завоняться, так что надо было вывезти со двора подальше. Под эту цель старожилами был определён овражек невдалеке. Туда же отправлялись туши «неликвидные» — непригодные, значицца, к употреблению в пищу. А прикрывали движение пулемётчики со стен и исправные шагоходы, выстроившиеся по ходу движения лицом к джунглям.

Кто-то разбирал разбитые валом джунглей опалубки и завалы, кто-то подчищал полосу отчуждения. Всем дело нашлось, кроме бабской роты. Добро хоть, упылили они к себе и носа наружу не казали, не раздражали людей.

— Слышь, Илюха, — спросил меня дядя Антон, орудовавший рядом со мной лопатой, — а чего ты пёхом побежал? Я думал, ты на своей «Саранче» поскочешь?

— А-а, многие так думают. Видишь ли, тут шагоходу особо бегать не