КОМ-8 (Казачий Особый Механизированный, часть 8) - Ольга Войлошникова

а мы теперь, помолясь, назад возвращаться будем. Тем более что звериный поток сильно поредел. Это уже не был монолитный живой ковёр. Так, редкие стайки бежали вперёд, на русскую крепость. А кое-кто — уже и назад. И это хорошо. А то такими темпами оскуднеют джунгли… А казаки теперь вокруг крепости порядок наводить замучаются. Это ж сколько тушек палить или закапывать надоть? А не уберёшь — вони да болезней не оберёшься.

Я подошёл к тигриным трупам.

В человеческом виде они были просто здоровыми черноволосыми и бородатыми индусами. Наскоро обыскал и нашёл-таки две штуки явно артефактного вида. Подозрительный шар из резного серебра и кинжал, от которого жутью несло.

Назначение предметов я предположил, а пока до крепостных ворот шёл — уверился в нём окончательно. Один из них (скорее всего, шар) обеспечивал «чистое» пространство вокруг — ни одна тварь не рискнула приблизиться ко мне меньше, чем на тот же пяток метров. Этакая десятиметровая санитарная зона вокруг образовалась. А второй гнал зверей прочь от себя. То есть — на открытом пространстве вблизи ворот это стало абсолютно очевидно — всякая дикая животина бросалась теперь от артефактов прочь. Некоторые, застигнутые врасплох, попытались даже укрыться от меня в арке ворот и бились там в совершенной панике.

Оба предмета я вручил пока охране ворот:

— Держите, братцы. Мало ли, вдруг щас вторая волна попрёт. Это хоть маленько их отпугнёт, хоть они и подразряжены.

А сам пошёл на звуки скандала, разрастающегося во дворе крепости.

ВОТ ЭТО ВНЕЗАПНО

Кое-кто ещё оставался на стенах — в основном охрана, не по тревожному расписанию, а по обычному. Остальные спускались во двор. Или не спускались, предпочитая наблюдать разыгрывающуюся сцену с высоты.

Орал подполковник Иванов, кроя трёхэтажными матами княжну Острожскую и иже с нею. Барышни толпились злобной кучкой, истерически огрызаясь на столь высоких тонах, что разобрать ими произносимое было решительно невозможно.

— А ну, тихо! — рявкнул атаман, не перекинувшийся ещё из шкуры, слегка подранный, но более изляпанный чужою кровью. — Господин подполковник, доклад!

— А почему вы не спрашиваете меня⁈ — взвизгнула Дита Острожская.

— Потому что, мадмуазель, вы лицо мне неподчинённое, о чём я имел счастие многократно от вас выслушивать! — отбрил её медведь и отворотился спиной. — Говорите, Павел Сергеевич.

Подполковник нервно дёрнул головой.

Надо бы маманиных микстурок успокоительных ему хоть парочку выдать, совсем на пределе дядька.

Выдадим.

— В этот раз почему-то было очень много свиней. Нереально много, едва не более половины.

— Я заметил, — кивнул атаман.

— Соответственно, наиболее сохранившийся участок стены практически не подвергся нападению. Зато пролом между второй и третьей башней…

— Это была ваша часть ответственности, и нас она не касается! — выкрикнула Дита, и дамочки позади неё поддержали её дружным визгом.

— Тихо, я сказал! — снова рявкнул медведь через плечо и кивнул Иванову: — Продолжайте.

— Они могли бы отсечь часть на подступах пулемётным огнём. Как минимум второе и третье гнездо, для которых зона обстрела перекрывается с нашей. Но… — он яростно оскалился, и я подумал, что сейчас артиллерист натурально в драку полезет, но тот справился с собой и проговорил холодно и весьма желчно: — Дамочки предпочли устроить фотосессию.

— Чего устроить? — не понял атаман.

— Хвотографировались оне! — громко подсказали из сердитой толпы. — На нас тут, значицца, дикая свиноферма прёть, а оне друг дружку на карточки снимають!

Атаман развернулся к девицам:

— Это правда?

— Что⁈ — Дита дёрнула плечом. — Империя должна знать своих героинь! И эти фотографии будут лишним доказательством того, что жэ-э-энщина, — она именно так это произнесла, с каким-то вывернутым «жэ-э-э», — может воевать нисколько не хуже мущ-щ-щины! Даже джунгли устрашились, завидев наш героический настрой!

Несколько секунд стояла тишина.

— Вы с ума сошли? — почти шёпотом спросил атаман.

— Я не собираюсь выслушивать оскорбления! — фыркнула Дита и, развернувшись, пошагала в выделенный ей и её подружкам дом. Нос княжны при этом был невероятно задран, а плечики резко дёргались в противоход с ногами: правое-левое-правое-левое…

— Паноптикум, — пробормотал Витгенштейн, также наблюдавший всю эту сцену.

— От так и живём, — тяжко вздохнул атаман, превращаясь. — Ну что, братцы? Надо хоть двор да полосу отчуждения почистить, не то через два часа тут так завоняет, что слетятся стервятники со всей Индии.

— А не завоняет! — сказал подошедший Коршунов-старший и извлёк из полевой сумки… монгольский костяной артефакт!

— Шарик морозный! — обрадовался я. — Надо ж, когда пригодился!

— Ну, вообще-то, мы его уже на ферме обкатали. Отлично работает! Однако, здесь земля из артефактов силу тянет. На сколь хватит — не угадаешь.

— Вот и посмотрим! — бодро сказал дядя Кондрат. — А вот, к слову, не худо было бы свининкой разжиться, а? Ежли мы их тут в какой подвал складирываем да приморозим?

— Можно, поди, ещё и лёду наморозить, шоб оне не портились? — поддакнул дядя Женя.

— Надо дохтура спросить, — почесал в затылке атаман.

Доктор был спешно призван и заявил, что свинину есть будет можно, но только при должной термической обработке. Повар поклялся, что обработку обеспечит — и дело пошло!

Батя двигался по двору, мерно подсвечивая нужные тушки артефактом, из которого словно истекало голубоватое свечение — и то, на что он указывал, замерзало сразу и в камень! Дальше налетали помощники, бросали мёрзлые туши в тачки и увозили их в указанный поварами подвал. С другой стороны подскакивали другие помощники, которые лопатами выламывали и грузили в тачки натёкшую кровищу — местами лужи стояли по щиколотку, а то ещё и глубже. Это всё тоже обещало вскорости завоняться, так что надо было вывезти со двора подальше. Под эту цель старожилами был определён овражек невдалеке. Туда же отправлялись туши «неликвидные» — непригодные, значицца, к употреблению в пищу. А прикрывали движение пулемётчики со стен и исправные шагоходы, выстроившиеся по ходу движения лицом к джунглям.

Кто-то разбирал разбитые валом джунглей опалубки и завалы, кто-то подчищал полосу отчуждения. Всем дело нашлось, кроме бабской роты. Добро хоть, упылили они к себе и носа наружу не казали, не раздражали людей.

— Слышь, Илюха, — спросил меня дядя Антон, орудовавший рядом со мной лопатой, — а чего ты пёхом побежал? Я думал, ты на своей «Саранче» поскочешь?

— А-а, многие так думают. Видишь ли, тут шагоходу особо бегать не